Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Если бы нужно было доказывать незаконность лишенія свободы, то ничто лучше не доказывало бы это, какъ то, что, для того чтобы не подвергать лишенныхъ свободы людей самымъ ужаснымъ, намъ незам ѣтнымъ, но очень существеннымъ страданіямъ, люди, взявшіе на себя устройство жизни лишенныхъ свободы людей, должны бы были всю жизнь свою употребить на удовлетворенiе потребностей заключенныхъ.

<���Но вотъ люди лишатъ челов ѣка свободы, посадятъ его въ тюрьму, иногда закуютъ его и р ѣшаютъ, что такія-то и такія-то потребности челов ѣка должны быть удовлетворяемы, но въ опред ѣленіи этихъ потребностей ограничиваютъ самымъ малымъ числомъ ихъ и пріурочиваютъ удовлетвореніе этихъ потребностей къ одному опред ѣленному времени и м ѣсту.> «Челов ѣку нужно ѣсть, пить, спать, – говорятъ себ ѣлюди, считающіе себя въ прав ѣнасиловать людей, – и вотъ мы даемъ ему м ѣсто для сна, даемъ ему ѣду, питье и на это опред ѣляемъ изв ѣстное время, даемъ одежду, кровъ, тепло и поэтому, хотя и лишаемъ людей свободы, не отступаемъ отъ челов ѣколюбія». Но въ этомъ ужасная ошибка: 221 челов ѣкъ не можетъ жить, какъ птица въ кл ѣтк ѣили корова въ стойл ѣна припасенномъ корму, не страдая ужасно.

И птица бьется, и корова мычитъ, но всетаки они не могутъ такъ жестоко страдать, какъ страдаетъ челов ѣкъ, лишенный свободы и потому возможности удовлетворять законнымъ потребностямъ своей сложной челов ѣческой природы.

Челов ѣку на свобод ѣхочется по ѣсть, онъ по ѣстъ, не хочется – онъ подождетъ, зная, что онъ найдетъ пищу. Когда ему захочется работать – онъ работаетъ, хочется лежать – онъ лежитъ, хочется спать – онъ спитъ, хочется встать – онъ встаетъ, хочется п ѣть – поетъ, хочется быть одному – остается одинъ, хочется покурить, выпить, поговорить – онъ все это можетъ сд ѣлать. Зд ѣсь онъ лишенъ всего этаго. Ѣсть, спать и не спать онъ долженъ въ одно опред ѣленное время. Если онъ не хочетъ спать – онъ долженъ лежать, если онъ хочетъ спать – онъ долженъ вставать. 222 Большей частью не долженъ и работать, исключая того, что ему велятъ. Жизнь эта такъ ужасна, что если бы исполнялись требованія т ѣхъ, которые считаютъ себя въ прав ѣлишать людей свободы и при этомъ думаютъ, что въ этомъ н ѣтъ ничего жестокаго, то заключенные еще гораздо быстр ѣе, ч ѣмъ теперь, умирали бы отъ тоски и нужды.

Начальство, высшее начальство, отъ министровъ и прокуроровъ до смотрителей остроговъ, професируя челов ѣколюбіе, д ѣлаетъ все для того, чтобы сд ѣлать положеніе несчастныхъ заключенныхъ хуже. Оно въ высшихъ сферахъ придумываетъ правила порядка самаго ужаснаго быта для заключенныхъ, а въ низшихъ сферахъ просто крадетъ муку, дрова, сукно, работу арестантовъ. Въ большинств ѣтюрьмъ на челов ѣка приходится не бол ѣе 1 фунта муки въ вид ѣнездороваго сырого хл ѣба, краденной же мукой выкармливаютъ свиней. Топятъ такъ мало, что р ѣдко бываетъ больше 8°; халаты из сукна такого р ѣдкаго, что оно не гр ѣетъ. Работать заставляютъ мастеровъ на себя. Крадутъ деньги заключенныхъ, бьютъ ихъ. Высшее же начальство, министры, прокуроры, крадутъ жалованье, которое они получаютъ за наблюденіе надъ тюрьмами, и не наблюдаютъ ничего, предоставляя все ближайшимъ начальникамъ, которые смотрятъ на острож[ныхъ] какъ на своихъ кр ѣпостныхъ, дающихъ хорошій доходъ.

Но несмотря на доброту сторожей, исправляющихъ зло начальниковъ, заключенные переносятъ тяжелыя мученія, особенно тогда, когда они по какому нибудь случаю выступаютъ изъ обычной колеи жизни. Такъ, наприм ѣръ, когда ихъ отправляютъ въ судъ или на по ѣзда жел ѣзныхъ дорогъ.

Я знаю, наприм ѣръ, случай, когда въ одинъ день въ партіи, которую посылали на Нижегородскую станцію для отправки, умерло въ одинъ день два челов ѣка. Посл ѣ6 223 -м ѣсячнаго сид ѣнья безъ воздуха въ сырыхъ ст ѣнахъ ихъ провели впродолженіи 4-хъ часовъ въ жаркій день по раскаленной мостовой, и двое умерло, остальные пришли еле живые. Тоже бываетъ зимою, когда ихъ ведутъ въ судъ. Ихъ ведутъ иногда въ 30° морозы безъ теплой одежды, держутъ въ холодныхъ с ѣняхъ и т. п.

Я никого не хочу ни обвинять, ни обличать, я хочу только сказать, что нельзя такъ поступать съ людьми, какъ поступаютъ съ такъ называемыми преступниками, лишая ихъ свободы и отд ѣляя отъ вс ѣхъ людей. В ѣдь если бы свободный челов ѣкъ шелъ по улиц ѣшатаясь отъ слабости, прохожіе остановили бы его, спросили бы его, ѣлъ ли онъ, пилъ ли, дали бы ему то, что ему нужно, да онъ и самъ бы спросилъ. Но когда его ведутъ два конвойные, никто не можетъ подойти къ нему, и онъ не можетъ подойти ни къ кому. Конвойнымъ же только одно приказано: стр ѣлять въ него или колоть его, если онъ поб ѣжитъ. Разговаривать же съ ними имъ запрещено. Тоже самое происходитъ и въ острог ѣ. Его, заключеннаго, никуда не пускаютъ и къ нему никого не пускаютъ, вс ѣже нужды его взялись удовлетворять т ѣ, которые посадили его. Но разв ѣони могутъ удовлетворить одной сотой его законныхъ нуждъ сырымъ хл ѣбомъ, температурой 8° и побоями вс ѣхъ начальниковъ? Если бы начальство хот ѣло точно удовлетворить хоть малой дол ѣсамыхъ законныхъ его нуждъ, имъ бы надо, сотнямъ тысячамъ чиновниковъ, безотлучно жить въ острог ѣ. А они заглядываютъ туда, какъ начальство, разъ въ м ѣсяцъ. И потому заключенные всегда страшно страдаютъ. 224 И одно хоть сколько нибудь смягчаетъ эти страданія, что д ѣлаетъ возможной ту ужасную жизнь, которая предписана и ведется въ тюрьмахъ, – это простая доброта самыхъ низшихъ служащихъ: смотрителей, сторожей, которые всегда съ заключенными и которые по доброт ѣотступаютъ отъ т ѣхъ правилъ, которые пишутъ т ѣ, которые никогда не бываютъ въ острог ѣи воображаютъ, что можно, лишая людей свободы и не заботясь о нихъ, быть челов ѣколюбивымъ. Эти то благод ѣтели острожныхъ одни д ѣлаютъ жизнь въ тюрьмахъ возможною, отступая отъ предписаній начальства и допуская и въ тюрьм ѣту свободу, безъ которой не можетъ жить челов ѣкъ, допуская общеніе заключенныхъ между собой, свою пищу, свою одежду, постель, игры, п ѣ