Людмила Миронова - Рука Всевышнего. Повесть

«Сумароков действовал и умер бездарным разумником, а Кукольник и живет и умрет даровитым глупцом».

«Кукольника оценят потомки!»

I

В Вильне Кукольник занялся преподаванием русской словесности в одной из местных гимназии, и на основе приобретенного опыта сумел составить и издать практический курс русской грамматики на польском языке. Неутомимый и упорный, он сразу обратил на себя внимание начальства и даже удостоился благодарности от самого великого князя Константина. Трудился Нестор не только на общественном поприще, но и на литературном. Мечтая о славе поэта, он написал заново отобранную у него в гимназии драму «Торквато Тассо», посвященную великому итальянскому поэту XVI века. Но судьбе было неугодно, чтобы Кукольник связал свою жизнь с Вильной. В конце ноября 1830 года вспыхнуло польское восстание, и через несколько месяцев восторженный и полный надежд Нестор вместе со своим братом Платоном отправился искать счастья в Петербург, город счастливого и беззаботного детства. Здесь юного поэта ждало первое испытание. Его драма «Тартини», проданная за бесценок, вскоре появилась на театральных афишах, но автором значился вовсе не он, а совсем другой человек. Отчаиваться было не в его правилах. Кукольник сразу же взялся за написание новой драмы. Денег не хватало, приходилось зарабатывать на жизнь. В качестве секретаря комиссии по учреждению Медико-хирургической академии он был вынужден ненадолго покинуть столицу. Вернувшись уже с оконченной пьесой, Нестор отправился прямиком в Александринский театр.

Заведующим репертуаром русской драматической труппы императорских театров на тот момент был Рафаил Михайлович Зотов, романист, драматург и театральный критик. Семнадцатилетним юношей он отличился в Отечественной войне 1812 года, принимал участие в сражении под Полоцком, где получил тяжелое ранение. Зотов был настоящим человеком чести, ставящим гражданские интересы выше личных.

– Нестор Васильевич, – он нахмурился, – я прочитал вашу пьесу «Рука Всевышнего Отечество спасла» и вынужден вас огорчить: она нам не подходит.

– Но почему? – воскликнул Нестор, доселе уверенный в своем успехе.

– Талант у вас определенно есть, г-н Кукольник, – Рафаил Михайлович не любил отказывать, но понимал, что это было неотъемлемой частью его работы, – Драма написана свежо. Все дело в том, что я слишком хорошо знаю сегодняшнего зрителя. Поймите, ему нужны легкие комедии, водевили, не требующие большого эмоционального и умственного напряжения. А у вас я нахожу множество длинных грузных монологов, пусть и нелишенных смысла. Только представьте, если на зрителя, уже привыкшего и ожидающего юмора, песен и танцев, вдруг обрушится поток, а у вас не просто поток, а я бы сказал целая лавина слов и мыслей, он просто-напросто заснет.

– Вы говорите о зрителях, как об однородной массе. Но ведь в театре собираются люди разных слоев общества, разных поколений и вкусы у них тоже разные.

– Г-н Кукольник, поверьте моему опыту. Ваша драма не выдержит ни одного представления. Ее ждет полный провал. Вас постигнет разочарование, а нас бессмысленная трата казенных средств.

– А если я откажусь от вознаграждения, – не терял надежды Нестор.

– Бесполезно.

– Я не понимаю, Рафаил Михайлович, почему вы не хотите пойти на риск. А если люди устали от водевилей, если они хотят чего-то нового. Разве театр не должен меняться.

– Театр никому ничего не должен, г-н Кукольник. Мы существуем за казенный счет, и не стоит об этом забывать. Вы все приходите к нам со своими драмами, трагедиями, комедиями и требуете, чтобы мы их ставили и никому не отказывали. А чтобы поставить пьесу, нужны деньги и немалые. Печатного станка своего, к сожалению, у нас нет. Сколько нам из казны положено средств, столько нам и выделяют. А дальше как хотите, так и живите.

– Что же мне делать?!

– Не знаю, – Зотов глубоко вздохнул, – Напишите комедию. Вот уже не первый год на сцене нашего театра с аншлагом идет пьеса Александра Грибоедова «Притворная неверность». Милый перевод с французского. Непринужденно и весело. Искусство оно вообще должно быть для зрителя, а не зритель для искусства. Так что поверьте моему слову, «Рука Всевышнего Отечество спасла» успеха иметь не будет.

– Вы ошибаетесь, Рафаил Михайлович. Я не отступлюсь и докажу обратное.

– Все так говорят, г-н Кукольник.

Нестор был сам не свой. Он не спеша вышел из театра и побрел по заснеженному тротуару. Стоял ноябрь. Ледяной ветер беспощадно дул в лицо и раздувал полы его пальто. В какой-то момент он не успел придержать цилиндр, и тот, слетев с головы, покатился по улице. Нестор настиг его у самых дверей театра. Раздосадованный еще больше, он хотел было идти, как вдруг двери отворились, и из них «выпорхнули» две укутанные в шубы «пташки»: