1 ...6 7 8 10 11 12 ...16 Нестор Кукольник стоял за конторкой в своей тускло освещенной комнатке и сочинял:
«Как оглянусь, мне кажется, я прожил
Какую-то большую эпопею,
Трагедию, и вот развязка…»
– Нет, не то, – он все перечеркнул и отошел к окну, – трагедию, и вот…
Вдруг раздался стук в дверь. Нестор быстро собрал листки со стола и сунул их в ящик.
– Войдите, – сказал он.
Дверь отворилась, и вошел невысокий полноватый юноша.
– А это ты. Чего тебе не спится, Новохацкий? – Кукольник был явно не рад гостю и не скрывал своего недовольства.
– Я на минуточку, – нерешительно произнес тот и сел на край кровати, но, подумав, что его не приглашали, резко вскочил.
– Да сиди, чего ты, – Нестор нахмурился и отвернулся.
Александр Новохацкий учился на класс ниже Кукольника. Они часто пересекались в коридорах гимназии, оба участвовали в театральных постановках и составлении рукописных журналов, но дружить не дружили. Очень уж Новохацкий был нескладен внешне и характером. Поговаривали, что отец его в войну 1812 года перешел на сторону французов и бежал вместе с ними из Москвы. Но это были не более чем слухи, сам о себе он почти ничего не рассказывал.
– Все только и говорят о беспорядках в гимназии, – сказал Александр после некоторой паузы.
– Да. Слишком много шума.
– Чем все это кончится, как ты думаешь?
– В худшем случае Белоусова сошлют в Вятку и Шапалинского вместе с ним, в лучшем удалят от должности. Самое обидное, что эти двое стоят всех профессоров гимназии. Не понимаю, как можно быть настолько близорукими и не видеть, что России нужны именно такие люди, смелые, свободные, не боящиеся перемен, а не выскочки, застрявшие по своему умственному развитию в рабовладельческом строе.
– А с чего ты взял, что России нужны перемены?
– С чего взял!? Да, оглянись вокруг. В сегодняшней стране нет справедливости. «Человек от рождения имеет право на справедливость», – так говорит Белоусов. А на деле? Тот, кто стоит за правду, объявляется вне закона. Мой отец был таким человеком. Он многое хотел сделать на благо отечества, но ему не позволили эти ослы, которые и тени своей боятся, не то что справедливости.
– Ты хорошо говоришь.
– Хорошо говорят многие, а голову на плечах имеют не все.
Они замолчали. Только стрелки часов продолжали методично отмерять свои шаги.
– Я вот… хотел тебя попросить, – начал с нерешительностью Новохацкий и достал из кармана несколько исписанных размашистым почерком листков, – Я пишу стихи и… Может, ты посмотришь. Мне просто нужно, чтобы кто-то меня рассудил. Ты ведь….
– Я посмотрю, – перебил Нестор и взял бумаги из рук Новохацкого, – только не сейчас. Уже поздно.
– Спасибо. Ты настоящий друг.
Александр направился к двери, но вдруг замялся:
– Нестор, а если я иногда буду показывать тебе свои стихи…
– Как хочешь. Приноси.
Новохацкий ушел. Казалось, Кукольник сразу же забыл о приходе незваного гостя и продолжил сочинять:
«Как оглянусь, мне кажется, я прожил
Какую-то большую эпопею,
Трагедию огромную я прожил.
День настает! Готовится развязка…».
Бесконечные рапорты и доносы делали свое дело. Шапалинского стали всерьез обвинять в сговоре с Белоусовым и требовать решительных действий. Отступать было некуда, и Казимир Варфоломеевич пошел на хитрость. Он обратился к законоучителю гимназии протоиерею Павлу Волынскому и передал ему для составления отзыва две тетради: одну с лекциями Белоусова, другую с лекциями Билевича. Шапалинский рассчитывал на беспомощность протоиерея, как человек далекого от естественного права и напрочь лишенного красноречия, и возлагал на него большие надежды.
Состоялась уже не конференция, а настоящий суд, на котором должен был прозвучать окончательный приговор. Присутствовали все профессора гимназии. Первым выступал Билевич. Он был на удивление спокоен и говорил с несвойственной ему торжественностью. Шапалинский сразу же обратил на это внимание. Дурное предчувствие овладело им.
– Многократно в своих рапортах я указывал на падение дисциплины и нравственности среди воспитанников гимназии и на попустительства со стороны инспектора. Также некоторыми моими коллегами были замечены проявления вольнодумства у ряда учеников, что, смею подозревать, стало результатом лекций, читаемых профессором Белоусовым. Как вам известно, уважаемые члены конференции, естественное право в стенах Нежинской гимназии предписано преподавать по системе Де Мартини, в то время как г-н младший профессор Белоусов делает это по своим записям, следуя философии Канта и Шада. Более того, 18 июня на экзамене в присутствии других профессоров, самого г-на Шапалинского и при многих учениках г-н Белоусов вступил в спор с экзаменатором, то есть мной, и стал отстаивать свою методику преподавания. Посудите сами, господа, какое влияние подобный человек может оказывать на молодые незрелые умы. По моему мнению, только тлетворное, – Билевич поклонился и сел на свое место.
Читать дальше