– А сокращенно РБШ! – торжественно произнес Гоголь-Яновский.
В мае 1825 года в гимназии появился двадцатишестилетний профессор естественного права Николай Григорьевич Белоусов. Он был героем нового времени, воплощением сразу всех идеалов молодежи. Свободолюбивый, уверенный в себе, дерзкий, он произносил в слух то, о чем многие молчали. Его лекций ждали с нетерпением, за ним записывали каждое слово и заучивали наизусть; что не оставалось без внимания и некоторых профессоров – противников «интеллигентской ереси», уже замышлявших свой собственный бунт.
– Человек имеет право на свое лицо, то есть он имеет право быть так, как природа образовала его душу. Естественное право должно стоять над тем, которое создается государством. Все врожденные права находятся для всех людей в безусловном равенстве. Это право на жизнь, свободу, равенство, справедливость. Ты свободен делать все то, что не вредно другому. Это твое право. Вы скажите, что чувство справедливости у всех людей разное. Я соглашусь. Но я не отрицаю законов, которые в подобных случаях должны разрешать конфликт. Только здесь мы получаем сословное неравенство и классовые привилегии. Нельзя судить дворянина по одним законам, а простого мужика по другим – это противоестественно, – так проповедовал Белоусов, но в стенах гимназии его проповедь звучала слишком громогласно, поэтому в выходные дни собирались на квартире Николая Григорьевича, где, не боясь, читали в оригинале Канта, Руссо, Локка, рассуждали и спорили. Настало счастливейшее время для гимназистов. Это была та самая свобода, которую они вкушали с таким упоением, с которым можно вкушать только запретный плод, внезапно очутившийся в твоей руку.
Все это время Нежин жил какой-то своей жизнью, словно под невидимым колпаком, ограждающим его от бурь, на пороге которых стояла в тот год столица, а с ней и вся Россия. Даже весть о внезапной кончине Александра I дошла сюда не сразу, а спустя две недели. Больше всех она потрясла Ивана Семеновича Орлая, который, несмотря на свой сильный характер, не скрывал слез. Для него вслед за государем безвозвратно ушла целая эпоха. Хорошая или плохая, но это была его эпоха. Не успели прийти в себя, как снова грянул гром: на Сенатской площади в Петербурге войска отказались присягать новому императору, и он обстрелял их пушками. Жертв более тысячи, среди них много женщин и детей. Каждый день арестовывали преступников, а Царь лично руководил следствием и присутствовал на допросах. Невероятные новости приходили и из Белой Церкви, что недалеко от Нежина – восстал Черниговский полк, было сражение, арестован подполковник полка Сергей Муравьев-Апостол. Предсказывали революцию, начало войны и даже конец света… но только не в Нежине. Казалось, ничто на свете не могло нарушить той размеренной и спокойной жизни, которая текла здесь. Но это только казалось.
Жизнь гимназистов била ключом. Их разум переполняли все новые и новые идеи, планы, мечты, чаянья, а сердца трепетали от чего-то необъяснимого, ранее неиспытанного и бесконечно нежного – от первой любви. На реку Остер, на берегу которой и стояла гимназия, приходили девушки стирать белье. Эти простоволосые Дуняши и Глаши становились первыми музами юных поэтов. Знакомились, назначали свидания, гуляли, а Кант и Руссо заброшенные пылились на полках.
Ждали Петра Ивановича Никольского, преподавателя русской словесности. Нестор Кукольник что-то увлеченно рассказывал, мальчишки столпились вокруг него и завороженно слушали:
– Ну, так вот. Заходим мы в глубь парка. Ни души, только птички поют. Остановились и стоим друг напротив друга. Она увидела, что я с нее глаз не спускаю, раскраснелась вся и реснички опустила.
– Да врет он все. Говорю же, сам видел, как она ему еще у ворот пощечину залепила и убежала, – вмешался Коля Гоголь-Яновский.
– Угомонись ты, – завопил кто-то.
– Не слушайте, просто он от зависти пухнет, – торжествовал Нестор.
– А дальше-то, дальше-то что было?!
– Ну, я не растерялся и поцеловал ее. А губки у нее такие алые, такие пухленькие.
– Так, так, – вдруг раздался строгий голос Никольского, – очень интересно узнать, как проводят свободное время будущие сыны отечества.
Мальчишки разбежались по своим местам.
– Я-то думал, господин Кукольник, что днем и ночью вы размышляете о том, как будете приносить пользу России и Царю-батюшке, а оказалось, ваши мысли занимает совсем не это и даже не русская словесность, – Петр Иванович стал доставать бумаги из портфеля и один листок вылетел у него из рук и упал на пол.
Читать дальше