Лев Николаевич Толстой. Анна Каренина
Leo Tolstoy. |
Лев Николаевич Толстой |
Anna Karenina. |
Анна Каренина |
Translated by Constance Garnett. |
Мне отмщение, и аз воздам. |
Part One. |
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. |
Chapter 1. |
I. |
Happy families are all alike; every unhappy family is unhappy in its own way. |
Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. |
Everything was in confusion in the Oblonskys' house. |
Все смешалось в доме Облонских. |
The wife had discovered that the husband was carrying on an intrigue with a French girl, who had been a governess in their family, and she had announced to her husband that she could not go on living in the same house with him. |
Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. |
This position of affairs had now lasted three days, and not only the husband and wife themselves, but all the members of their family and household, were painfully conscious of it. |
Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. |
Every person in the house felt that there was no sense in their living together, and that the stray people brought together by chance in any inn had more in common with one another than they, the members of the family and household of the Oblonskys. |
Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. |
The wife did not leave her own room, the husband had not been at home for three days. |
Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. |
The children ran wild all over the house; the English governess quarreled with the housekeeper, and wrote to a friend asking her to look out for a new situation for her; the man-cook had walked off the day before just at dinner time; the kitchen-maid, and the coachman had given warning. |
Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета. |
Three days after the quarrel, Prince Stepan Arkadyevitch Oblonsky -- Stiva, as he was called in the fashionable world -- woke up at his usual hour, that is, at eight o'clock in the morning, not in his wife's bedroom, but on the leather-covered sofa in his study. |
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский -- Стива, как его звали в свете, -- в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване... |
He turned over his stout, well-cared-for person on the springy sofa, as though he would sink into a long sleep again; he vigorously embraced the pillow on the other side and buried his face in it; but all at once he jumped up, sat up on the sofa, and opened his eyes. |
Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза. |
"Yes, yes, how was it now?" he thought, going over his dream. "Now, how was it? |
"Да, да, как это было? -- думал он, вспоминая сон. -- Да, как это было? |
To be sure! |
Да! |
Alabin was giving a dinner at Darmstadt; no, not Darmstadt, but something American. |
Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. |
Yes, but then, Darmstadt was in America. |
Да, но там Дармштадт был в Америке. |
Yes, Alabin was giving a dinner on glass tables, and the tables sang, Il mio tesoro_-- not Il mio tesoro though, but something better, and there were some sort of little decanters on the table, and they were women, too," he remembered. |
Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, -- и столы пели: Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины", -- вспоминал он. |
Stepan Arkadyevitch's eyes twinkled gaily, and he pondered with a smile. |
Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. |
"Yes, it was nice, very nice. |
"Да, хорошо было, очень хорошо. |
There was a great deal more that was delightful, only there's no putting it into words, or even expressing it in one's thoughts awake." |
Много еще там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь". |
And noticing a gleam of light peeping in beside one of the serge curtains, he cheerfully dropped his feet over the edge of the sofa, and felt about with them for his slippers, a present on his last birthday, worked for him by his wife on gold-colored morocco. And, as he had done every day for the last nine years, he stretched out his hand, without getting up, towards the place where his dressing-gown always hung in his bedroom. |
И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. |
And thereupon he suddenly remembered that he was not sleeping in his wife's room, but in his study, and why: the smile vanished from his face, he knitted his brows. |
И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб. |
"Ah, ah, ah! |