Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Спали они на дедовских дубовых кроватях, осененных в изголовьи древней суздальской иконой, на пушистых забвенных пуховиках, на ласкающих подушках из тугого, но мягкого гусиного пуха. Просыпаясь ночью, слышали ружейные удары мороза под окнами, с наслаждением чувствовали тянущее от лежанки тепло, а вставали на рассвете, на солнечном восходе… шли на базар в румяном, пересекающем дыханье тумане и, проходя мимо соборной церкви, степенно снимали медвежий «малахай», истово благодаря бога за новый сияющий день…

Над базарной площадью густо голубело небо, нарядно кружевели ватные хлопья инея на телефонных проводах, по-зимнему бодро ворковали где-то голуби, зябко прыгали по снегу танцующие снегири, – крошечные птички в палевых шапочках, – и бодро, звучно хлопали песочными голицами веселые мужики в оранжевых овчинных тулупах.

Зимой, около николина дня, в городе была ярмарка, шумная и веселая «широкая суббота». На площади кочевнически-привольно раскидывались крестьянские воза, легко и просторно воздвигались веселые походные палатки. В палатках торговали сластями, алебастрово-крепкими пряниками и шоколадно сладкими печатными коврижками, на возах – звенящими расписными горшками, мороженой рыбой: приятными галичскими «вандышами», огромными лещами и битой птицей: пятнисто-снежными, агатовыми косачами и бледно-розовеющими, хохлатыми рябчиками. Много было на ярмарке и пестрых деревянных игрушек, – огненных петушков, глиняных свистушек, тонко распевающих детских гармошек с радужными мехами, – много висло вокруг и страшных, кораллово-пепельных свиных туш и ощипанных, нежно-курчавых, сальных гусей с длинными костяными лапками и тонкими, стрельчатыми хвостами.

Среди возов степенно, с улыбкой и шутками, двигались мужики в праздничных полушубках, весело переговаривались бабы в узорных «дипломатах», и порывисто смеялись, взявшись под руки, румяные, чернобровые девицы, кокетливо и низко повязанные пуховыми шалями. Отдельно, в стороне, тянулись повозки с чернильно-мутными и светлыми, русыми валенками, – хитрые и ловкие мужики, стоящие на возах, деревянно постукивали валенками, подмигивали, приговаривали скороговоркой:

– Валеночки наши – ппервый сорт!..

«Валеные короли», – в уезде было много сапожно-валяльных заводов, – приезжали в город на красивых кормных лошадях с волнистыми, атласно-расчесанными гривами, в пышных, нарядных санях с тяжкой, мягко греющей полостью из бирюзового сукна, богато опушенного по краям мехом сохатого. Они, эти чванливые короли из боярски-огромных деревенских хором, щеголяли и гнедыми яблочными лошадями, – «не лошади у нас, а львы»! – говорили они о своих рысаках, – и бархатными шапками на голове кучера, и распашными, бобровыми и лисьими шубами, под которыми дивно горела скользящая по складкам шелковой рубахи золотая часовая цепь. В полдень на ярмарку приезжали окрестные фабриканты, веселые и славные старички, чинно сидящие в санях рядом со своими важными женами, смугло закутанными собольими ротондами, а в сумерки, при первых огнях, по улицам начинались шутливые, но страстные гонки: дико неслись, ажурно вспенивая удила, кормные лошади, отрывисто, с удалью и щегольством, раздавались кучерские вскрики, и высокими облаками поднималась серебряно ослеплявшая прохожих снежная пыль…

– Ивашка, – не осрами, голубок! – говорил, тряся за плечо молодого кучера, азартно мигающий глазом старичок – фабрикант в сбитой на бок каракулевой шапке.

– Поддержи сословие, Никанор! – басовито и строго наказывал кто-нибудь из «валеных королей», просторно отваливаясь в санях и глубоко закутываясь нежащим бобром.

Кучера крепче завивали вожжи в вытянутых руках, с дрожью чувствуя упруго-переливную, скачущую силу, а тройки лошадей, огненно косясь по сторонам, еще круче вздымали распененные рты, еще порывистее и жарче дышали лоснящимися вороными боками.

«Валеный король», не выдерживая бешеной скачки, разгульно приподнимался в санях, распахивал шубу, – под шубой дивно загоралась золотая цепь, – и по охотничьи – задорно выкрикивал:

– Приналяг, родимые!

Но если чужие лошади первыми приносились на ярмарочную площадь, бисерно засыпанную огоньками, «король» обиженно мрачнел и, тяжко вылезая из саней, хрипло говорил кучеру:

– Дур-рак!

Кучер, дородный рыжий мужик, туго перетянутый литым ремнем с казацким набором, не обижался: он только снимал круглую шапку – и отвечал покорно: