Array Сборник - Вечное возвращение. Книга 2 - Рассказы

Но ждать не в моготу. Грудь распирает. Филька уже не выдержал и разбил камнем электрический фонарь. Уже Суфлер мякнул сапогом в беременное брюхо собачонке. Шмары стабунились в углу.

Грабеж, убийство, изнасилование, – вот что рождают эти моменты.

– Ком-со-ма-а! – раскаленным шилом проткнул назревшую бомбу Коська.

И лица у всех точно стянуло холодом. В карманах зашевелились ножи. Это комса идет в резку за Кляву и Васку. И пусть парнишки знали, что они тут не при чем, все равно: оправдываться признавалось только шаба-ром да булыжником и значит – даешь комса.

Комсома же веселой и размашистой толпой, с хохотом ввалилась в сквер.

Подпрыгнул шкет Коська.

– Фи-й! Греми наши!

И…

Произошло невероятное.

Только что Филька разогнался на комсомолку Шуру Васильеву, его хвать налету комсомолец Жилкин и в тиски.

– Ты чего, паренек, а? – повернул он Фильку к себе лицом.

– А ничего! – сшибся с наскоку Филька. Он сейчас только заметил, что в толпе больше половины комсомолок, с которыми чего же драться.

– Ничего, говорю!

– Вот так будь здоров – таскай с мясом? Так-таки и ничего?

Тут подскакивают Суфлер с Дворняжкой. А сами так и ходят, так и рвутся, так и ищут, с кого начать, хотя и заметили то же, что и Филька.

– Кто тебя, Филька? Который? Давай его!

– Да ни который, товарищи, сам сорвался. Мы его спрашиваем: «Ты чего, паренек?» а он говорит: «Ничего».

– Почему, из-за чего не пойму ничего? – удивилась Шура.

– Так в чем же дело, товарищи? – вопросительно заулыбались комсомолки.

– А ни в чем! – дав своей горячке другое направление, выставили клеши парнишки. – Сойти вам надо отсюда. Понятно?

Вскипели комсомольцы. Кулаки набухли железом.

– Как, товарищи? Что?

– Поцелуй… – и не договорил Суфлер скверную прибаутку. Уж очень одна комсомолка на него посмотрела, как будто бы он был кислый. И тут же заторопилась сказать.

– Вот что, товарищи, бросимте всю эту трепологию. Право же тощища. Давайте-ка лучше перезнакомимся. – Настя Карасева, – протянула она руку сбитому с позиции Суфлеру.

– Катя Иг… Птицина, – сунула Катя ладонь Дворняжке.

– Тоня… Зверева! – хлопнула Тоня по рукам с Володькой Блином.

– Виш-невская, – плавно поднесла Шура Васильева к носу Фильки пальцы, как это делают в кино графини, чтобы, значит, приложиться к ноготкам.

Глянул на нее Филька этак дерзко и замашисто, да как чмокнет ее в руку и завизжал что поросенок, колесом завертевшись на месте.

– Го-го-го!

– Ха-ха-ха! Ура! – загрохотала комса с парнишками как один.

Сразу в сквере точно просветлело.

И что было дальше, Митька Пирожок так говорил:

Тут и шмары прибежали. «Что такое?» «Да Филька шкет». А комсома уже не зевает и кренделем к ним, знакомиться лезут. Те хихикают в платочки, не соглашаются, на своих сначала глядят. Но видят, что свои-то парнишки – и все равно им, начали они тоже со строгостью, по-буржуйски фамилии свои отвечать.

Комса же как по заданию и очухаться никому не дает: «Где работаешь?» – «Да там». – «А у нас вот что». – «А я на Бирже». – «И я, и я». Кто представлять начал всякие злости веселые. Парнишки в цвет, им не сдают. Жилкин затянул:

Прово-жа-ла-а! – подхватили все.

И пошла.

– Волгарь! Петька идет!

Это Коська вскрикнул и мячом отскочил от комса.

Весь хохот точно захлопнуло крышкой и смяло. Чужое и враждебное повернулось к комсомольцам.

Из темного угла выходил Волгарь.

Вся гамазуха, точно проглотив холоду, подалась к Волгарю и встала против комсомольцев как-то боком, как бы наготове ударить хлеще или убежать. И хотя поза эта сейчас была смягчена какой-то нерешительностью и даже, может быть, смущеньем, все же видно было, что присутствие Волгаря быстро овладевает парнишками.

После вчерашнего примера Волгаря выперло из уровня местной шпаны заметной силой. Эта сила, как и всякая новая, привлекала особенное внимание, порабощала и обязывала. Было почти сладко подчиниться ей, встать под ее покровительство, ознакомиться и проверить ее, чтобы через все это, овладев ею, снизить ее до обыденности, то-есть отомстить хотя бы и за временное превосходство.

Но пока Волгарь властвовал. И он, это чувствуя, так и рвался еще более выдвинуться и окончательно подавить гамазуху.

Колесом изогнув руки и подпрыгивая, точно собираясь начать чечотку, он пятерней зачесал в паху и расставил ноги перед комсомольцами.

– Парле-марле со шкварками, га, га, га! А это какая же растыка со мной-то познакомится, э? Какая же она, э? Нет что ли такой, га, га, га! – глумился Волгарь над молчащими комсомольцами.