Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 11. Война и мир. Том третий

[смешным]

— Однакоже надо сказать ему…

— Но, господа…

— Но неловко… Невозможно!

«Москва пуста. Какое невероятное событие!»

Не удалась развязка театрального представления.

Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.

«Вот она чернь, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва»,

Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.

У меня были другие обязанности. [Надо было успокоить народ]. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага,

общественного блага,

путь мой был бы совсем иначе начертан,

общественное благо,

удобным случаем

я одним камнем делал два удара;

Чернь, злодей… общественное благо,

пали!

— Уберите это,

Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли в французов. Некоторых из них изрубили и очистили Кремль от их присутствия.

[дикому патриотизму Растопчина;]

— Почтение всей компании!

— Вы хозяин?

— Квартир, квартир. Французы добрые ребята. Чорт возьми, не будем ссориться, дедушка,

— Что ж, неужели и тут никто не говорит по-французски?

— Вы не ранены?

— Кажется нет,

— но на этот раз близко было,

— Кто этот человек?

— Ах, я право в отчаянии от того, что̀ случилось,

— Это несчастный сумасшедший, который не знал, что̀ делал.

— Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,

— Вы спасли мне жизнь. Вы француз,

мосье Рамбаля, капитана 13-го легкого полка

— Я русский,

рассказывайте это другим,

— Сейчас вы мне всё это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?

— Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,

— Когда будет нужно, вас позовут,

— Капитан, у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?

— Да, и вино,

— Француз или русский князь инкогнито,

— Я обязан вам жизнью и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.

— Капитан Рамбаль, 13-го легкого полка, кавалер почетного легиона за дело 7-го сентября,

— Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле.

— Полноте пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб-офицер, может быть. Вы служили против нас. — Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно и я весь ваш. Вы дворянин?

— Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это всё, что̀ мне нужно.

чудесно, превосходно!

— Да, мой любезный, господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7-го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей Богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать всё снова. Жалею тех, которые не видали этого.

— Я был там.

— Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, чорт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей Богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались, и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! — Га, га, так вы наш брат солдат! — Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?