Фёдор Достоевский - Полное собрание сочинений. Том первый. Бедные люди. Повести и рассказы (1846-1847)

Несмотря на свое общее отрицательное отношение к «сентиментальному натурализму», Григорьев высоко оценил ряд образов и эпизодов романа — в частности образ Покровского-отца (восходящий, по его мнению, к бальзаковскому отцу Горио), «эпизод Горшковых» и последнее письмо Макара Алексеевича. По поводу этого письма он писал, сопоставляя его с финалом «Записок сумасшедшего»: «…всё, что у Гоголя возводится в едино-слитный, сияющий перл создания, у Достоевского дробится на искры».

В своей статье Григорьев намекал на охлаждение Белинского к Достоевскому ко времени появления его статьи о «Петербургском сборнике», в которой, по словам Григорьева, «проглядывает <���…> более умеренности, нежели сколько можно было ожидать, судя по предшествовавшим фактам».

После появления статьи Григорьева печатная полемика вокруг «Бедных людей» на время прекратилась (если не считать продолжавшихся и далее выпадов «Северной пчелы»: СП, 1846, 8 октября, № 226, стр. 903). Но роман продолжал читаться и оживленно обсуждаться. В мае 1846 г. его прочел Гоголь, писавший А. М. Вьельгорской из Генуи 14 мая 1846 г.: «В авторе „Бедных людей“ виден талант, выбор предметов говорит в пользу его качеств душевных, но видно также, что он еще молод. Много еще говорливости и мало сосредоточенности в себе: всё бы оказалось гораздо живей и сильней, если бы было более сжато» (см.: Гоголь, т. XIII, стр. 66). Сам Достоевский 17 сентября писал брату об успехе романа у провинциальных читателей: «Я слышал от двух господ, именно от <���…> Бекетова и Григоровича, что „Петербур<���гский> сборник“ в провинции не иначе называется как „Бедными людьми“. Остального и знать не хотят, хотя нарасхват берут его там…» 26 ноября он же сообщал М. М. Достоевскому: «„Бедные люди“ иллюстрируются здесь в двух местах — кто сделает лучше. Бернардский говорит, что не прочь начать со мной переговоры…» Были ли начаты эти иллюстрации и какова их судьба — неизвестно (см. об этом: В. С. Нечаева. Достоевский в иллюстрациях. В кн.: Творчество Достоевского, стр. 475).

Новая вспышка полемики вокруг «Бедных людей» относится к началу 1847 г., когда — почти одновременно — появляются годичные обзоры русской литературы за 1846 г. В. Г. Белинского, В. Н. Майкова и Э. И. Губера.

Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» ( С, 1847, № 1) ограничился кратким отзывом о романе. Назвав «Бедных людей» на первом месте среди «замечательных явлений беллетристической прозы», появившихся в сборниках и журналах, и повторив свое прежнее суждение о «силе, глубине и оригинальности таланта» Достоевского, он сослался на уже появившиеся многочисленные статьи о нем. Тем не менее, после неуспеха «Двойника», появления разочаровавших его «Романа в девяти письмах» и «Господина Прохарчина» и (см. ниже, стр. 501, 504–505) углубившихся идейно-художественных расхождений с Достоевским, Белинский отнесся к роману заметно строже, чем прежде. Указав, что почти все читатели нашли «Бедных людей» утомительными, критик писал, что роман был бы «безукоризненно художественным», если бы автор «имел <���…> предусмотрительность поочистить» его «от излишних повторений одних и тех же фраз и слов», хотя и характеризовал это как «извинительные для первого опыта недостатки» (см.: Белинский, т. X, стр. 39–40).

В отличие от Белинского В. Н. Майков в своей статье «Нечто о русской литературе в 1846 году» отвел «Бедным людям» и «Двойнику» центральное место. «Главным достоинством» «Бедных людей» он считал «оригинальный прием в изображении действительности», непривычный для публики и поэтому не понятый ею. Достоевский, по мнению Майкова, «упрочивает господство эстетических начал, внесенных в наше искусство Гоголем», но вместе с тем его индивидуальная манера «противоположна» манере Гоголя. «…Гоголь, — писал Майков, — поэт по преимуществу социальный, а г. Достоевский по преимуществу психологический. Для одного индивидуум важен как представитель известного общества или известного круга; для другого самое общество интересно по влиянию его на личность индивидуума <���…>. Собрание сочинений Гоголя можно решительно назвать художественной статистикой России. У г. Достоевского также встречаются поразительно художественные изображения общества; но они составляют у него фон картины и обозначаются большею частию такими тонкими штрихами, что совершенно поглощаются огромностью психологического интереса». С «поразительно глубоким психологическим анализом» Достоевского Майков связывал то, что после прочтения романа читатель продолжает открывать в нем новые, не замеченные прежде тонкие психологические штрихи; так, он считал, что в глубине души Варвара Алексеевна «томилась преданностью» Девушкина; этим объясняется «холодный деспотизм», сквозящий в ее последних письмах, где она не могла «не вступиться за поруганную самостоятельность своей симпатии» ( ОЗ, 1847, № 1, отд. V, стр. 2–4; ценз. разр. — 31 декабря 1846 г.). Выдвижение в романе на первое место интереса к человеческой личности и анализа влияния на нее общества верно определяло существенные стороны творческого метода Достоевского, получившие развитие позднее, и могло быть в какой-то мере подсказано Майкову самим автором, с которым критик был близок и, вероятно, часто беседовал в это время.