Сергей Алымов - Нанкин-род

Маленький Вей был вырван из жизни с самого начала. Жрецы, бывшие его няньками, ходили за ним по пятам, тщательно оберегая маленького «продолжателя рода святого» от занятий, являющихся привилегией простых смертных. Вею не разрешалось тревожить сон священных черепах, разбивать носы дразнившим его мальчишкам, стрелять из лука, лазать по деревьям.

День его начинался с посещения храма. У средней северной стены перед таблицей с надписью «Высокоправедный первоучитель и наставник Кун» – он преклонял колени в трех торжественных «котоу». Затем он свидетельствовал свое почтение четырем товарищам предка.

Двенадцать мудрецов, чьи таблицы украшали боковые стены «Зала великого совершенства», являлись дальнейшими свидетелями почтительной вежливости маленького Вея.

Из главного зала Вей проходил во двор. Там в длинных, низких галереях ожидали его посещения остальные семьдесят два ученика Конфуция.

Светило жаркое солнце… На деревьях скрежетали цикады. Мальчишки кормили листьями зеленых сверчков.

Маленький Вей, не останавливаясь, проходил мимо увлеченных забавами сверстников на кладбище, чтобы у могилы «совершенного примера для всех веков» выслушать скучное рассуждение наставника о благодатных преимуществах вечности.

Остальная часть дня засорялась изучением древних текстов и только ночью, когда засыпали люди и выходила на прогулку луна, маленький узник украдкой выбегал в жизнь, собирая запрещенные днем радости.

Набегавшиеся за день дети спали и видели сны. Бодрствовали только рыбаки, волшебным способом приманивая рыбу. Они приближали к воде лакированные дощечки, в которых, как в зеркале, отражалась луна. Очарованная рыба прыгала в сети, и рыбаки радовались удаче, не обращая внимания на тихого мальчика, завороженного, подобно рыбе, таинственной магией лака и луны.

Мерное стрекотанье сверчков уводило Вея в сады, наполненные цветами, тоскующими по человеческому вниманию. Голова кружилась от запахов, а сердце начинало стучать громче колотушки ночного сторожа.

Небо, истекающее голубой кровью, бледнело… Луна, шатаясь, уходила за облака. Рыбаки складывали сети. Вей возвращался домой и долго не мог уснуть, ворочаясь на цыновках.

Два раза в месяц в дни новолунья и полнолунья пышные церемонии привлекали в Цю-Фоу толпы верующих. Верующие приносили дары. Дары попадали в руки наследников Конфуция, привыкших существовать за счет доходной славы великого предка.

Не все многочисленное потомство шандуньского мудреца пользовалось щедрыми дарами. Княжеский титул и княжеская казна являлись привилегией единственной семьи. Остальные тридцать тысяч близких и дальних родственников должны были довольствоваться великой честью родства, устраивая свою жизнь на общих основаниях. Они разводили цветы, копались в земле, занимались рыбачеством и торговлей. Некоторые кочевали из одной провинции в другую. Эмигрировали, странствуя в поисках хлеба и счастья.

До тридцати лет существование Вея не выходило за пределы окружавшей священный город стены.

Он тщательно изучил классиков и постиг тайну изящной кисти. Он знал наизусть лучшие поэмы Ли Тай-Бо и почти все элегии Ду-Фу. И он совсем не знал жизни.

В двадцать пять лет его женили на тихой благонравной девушке, которая покорно томилась на своей половине пять лет и умерла, так и не изведав вкуса любовной ласки.

Смерть жены не произвела на Вея ни малейшего впечатления. Гораздо больше Вея интересовали карликовые рыбы, которых ему доставляли из Гонконга в больших сосудах из голубого фаянса, и тропические цветы редких пород.

Сведения о текущих событиях он черпал из «Альманаха богдыхана» и «Столичных новостей», переполненных инструкциями о перемене шляп, предписаниями о ремонте императорских гробниц, указами о причислении к лику святых какого-нибудь богатого филантропа или замечательного мандарина.

Заботливые родители подыскали ему вторую жену, но Вей не проявил к ней большего интереса, чем к первой. Он продолжал возиться с рыбами и цветами, с увлеченьем играя на лютне, полируя свой ум дружбой с классиками.

Тогда Вея отправили в столицу.

Поездка произвела в нем огромный переворот. Он словно проснулся. Узник, тридцать лет проведший в заточении, неожиданно получил свободу.

Сам путь в столицу в общем потоке паланкинов и пешеходов с остановками в гостиницах и монастырях, с неожиданными встречами и знакомствами, затопил Вея бурной, незнакомой радостью.