Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

Войдя в Галчиху, Анненков узнал о событиях в Покровском. Новый начальник волостной милиции Качанов, задыхаясь от волнения, докладывал:

— Вот уже неделя, как мятежное село не контролируется нами. Пользуемся слухами, что там происходит брожение. Кустари перетягивают к себе неустойчивый элемент.

Анненков улыбался, разглаживая мизинцем щеточки усов. По его глубокому убеждению, этот страж порядка порол чушь. Он, по-видимому, просто бредил, когда рассказывал о налете на тюрьму и о бегстве милиции из Покровского.

— Выпейте со мной за компанию чаю с коньяком и забудьте об этом, — говорил атаман тоном доктора, делающего внушение больному.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Зачем так официально? Называйте меня, как все. Я — солдат.

— Но, ваше превосходительство…

— Знаете… Если все, что вы мне сообщили, правда, то я дам вам один совет. Обтирайтесь по утрам холодной водой и сосите леденцы. Это успокаивает нервы. А для процветания законности в вашей волости возьмите себе в помощники что-то вроде поручика Лентовского. Он стоит всех ваших вооруженных сил. Вы не слышали о Лентовском? Жаль! Познакомьтесь.

Белокурый офицер растянул в усмешке розовые пухлые губы. Учтиво раскланялся.

— Поручик — убежденный сторонник демократии. Представьте себе: он еще не расстрелял ни одного большевика без согласия самого арестованного. Да что там согласие! Его просят об этой милости. А он, открытая душа, никому не отказывает в своем покровительстве. Кстати, чем реже встречаться с Лентовским, тем лучше. Знакомство с ним расшатывает нервную систему. И абсолютно противопоказано!

Атаман лукаво сощурил мутные глаза, и штабисты, находившиеся с ним в доме купца Рогачева, громко прыснули. Глядя на вздрогнувшие вдруг чубы, хихикнул и сам купец. Он любил общество сильных, уверенных в себе людей. До сих пор за эти качества Рогачев ценил Качанова, но вот на поверку вышло, что новый начальник милиции — всего навсего котенок по сравнению со львом в генеральских погонах. В самом деле, как не посмеяться над галчихинской милицией, когда она с мужиками не справится!

— Я бы просил вас, ваше превосходительство. Положение в Покровском вызывает серьезное опасение. Не исключена возможность повторного налета на волость.

— Там церковь есть? — спросил атаман, резким движением руки отодвинув стакан с чаем.

— Есть.

— Мы поедем туда, и вы услышите, как крестьяне будут молиться за мое здоровье. А после молебна вы контролируйте село, когда вам угодно и как угодно. Это испытанное средство! Я буду вашим ангелом-хранителем. Я и поручик Лентовский. Вы не замечаете, как он похож на ангела? Удивительное сходство! И отныне вы заведете в Покровском порядок трезвонить в колокола в день Бориса и Глеба. А еще лучше сделать этот день престольным праздником.

— Кустари изгнали священника из тамошнего прихода.

— Надеюсь, в волости найдется духовное лицо?

— Найдется.

— Мы прихватим его с собой. Братья офицеры! Едем в Покровское молиться. С нами бог.

— Сейчас, ваше превосходительство? В буран? — удивился Качанов.

— Сию минуту! Конвой и эскадрон голубых улан! — приказал Анненков, застегивая бурку, наброшенную адъютантом на плечи.

Через каких-нибудь полчаса атаман скакал во главе своего отряда. Следом за ним поручик Лентовский вез в кошевке галчихинского попа Иконникова. Батюшка был на редкость сообразительным человеком. Каждую высказанную поручиком мысль тотчас же схватывал и развивал в нужном направлении…

Покровское переживало тревожные дни. Внешне в селе все было тихо. Милиция больше не заглядывала сюда. Но покровчане знали, что убийство Марышкина и трех милиционеров не простится. Когда и откуда явятся каратели, никто не мог сказать, но в том, что они непременно придут, не сомневались. И ждали этого часа, с ужасом вспоминая подробности прошлой порки.

Дед Гузырь каждый вечер заставлял Лопатенчиху натирать ему спину, и пониже спины, гусиным жиром. Подмигивал бабке:

— Которая шкура помягче, та попрочнее будет. Вот у сердца, значится, чувствие: уж кому-кому, а мне быть биту. Опять отстегают, любо-дорого! Такая у меня планида.

— С тебя не велик спрос, — говорила Лопатенчиха. — Кому ты нужен? Сиди дома, и никто тебя не потревожит.

— Ишь ты! Да разве можно дома. Ить энто же обчее переживание. Меня чеши, сколь влезет. Однако дух давай перевести. Коли дух сопрет, якорь его, вот тогда худо. Руки по швам держать след, как гренадеры…