Анатолий Чмыхало - Половодье. Книга первая

— Видишь, Люба, как у нас получается. Только поженились, и я в бега ударился. Ты, поди, и не рада, что вышла за такого непутевого.

— Что ты, Рома! Я слышала от баб, что скоро Ленин в Сибирь войско пришлет, и тогда все переменится. Дождемся как-нибудь.

— Яша-то где?

— С кустарями. Они его из тюрьмы вызволили. Той ночью он домой заходил. Варвара сказывала, что о тебе спрашивал.

— Вот и я хочу к Петрухе.

— Они теперь не боятся Марышкина. Одного тюремщика убили, а остальных повязали да в каталажку закрыли.

— Если Яша заглянет домой, скажи ему про меня.

— Ладно, скажу. Милиция совсем сбесилась. Четвертый день подряд у нас обыски. Днем лютуют, а на ночь в Галчиху убираются, — рассказывала Любка. — И не один ты прячешься. Гаврила-кузнец убежал из дому, с Борисовки трое скрылись. Мама почернела вся от заботы. А теперь узнала, что жив-здоров, хоть спокойно уснет.

Попрощались на крыльце. Отпуская Любку, Роман спросил:

— Ты где шла сюда?

— По огородам.

— А возвращайся по переулку.

Она вопросительно взглянула на Романа.

— Так надо, Люба. Мог кто-нибудь заприметить. Понимаешь?

Возбужденная встречей с мужем, Любка, словно на крыльях, летела домой. Наедине со своей радостью, она не заметила, как у дома Захара Боброва спешился всадник. И когда Любка шмыгнула к себе во двор и забитая сугробами улица снова стала пустынной, всадник осторожно постучался в окно.

— Кто тута? — не открывая калитки, спросил Захар.

— Записку привез. Свезешь в Галчиху. Только сейчас же. Коня загони, а доставь. Понял? — зашептал приезжий.

Мельник оробел, однако тут же вспомнил строгий наказ Марышкина. Выскочил на улицу и дрожащей рукой взял у незнакомца записку.

— Сейчас же скачи! — повторил тот, прыгая в седло.

Захар Бобров плохо видел по ночам, но все-таки заметил, что у гостя были косые, маленькие глаза.

А на рассвете Марышкин, мобилизовав в волости все силы, обложил избу Семена Волошенко, где ночью совещались с кукуйскими мужиками кустари. Мельник едва не загнал своего жеребца, чтобы угодить властям. И милиция нагрянула в самый раз. Марышкин понял это, заглянув в пригон. Там мирно похрустывали сеном кони. Все они были оседланы. Значит, кустари боялись нападения, и все-таки прозевали.

Начальник милиции радостно потирал руки. Теперь не уйдете от расплаты, товарищи красные! Настороженным волчьим капканом залегли цепи засады с двух сторон.

— Э-э-э… Сейчас мы их немножко побеспокоим! Вот именно!

Марышкину не спалось в последнее время. Налет на тюрьму ошеломил его. Подумать только: горстка людей, преследуемых за государственное преступление, вместо того, чтобы скрываться от заслуженной кары, сама нападает на волостное село и расправляется с милиционерами. Конечно, такое случилось лишь потому, что не было в Галчихе Марышкина. Груздь напился в стельку. От него еще днем несло, как от винной бочки. Марышкин совершил оплошность, оставив село на попечение унтера, который уже не раз доказывал свою тупость. И как только кустари не свернули ему голову! Начальник милиции сам бы сделал это с удовольствием.

Груздь, разумеется, останется в стороне. В худшем случае ему дадут отсидку, что не так уж плохо. Там он будет в полной безопасности. А Марышкина разжалуют, а то и обвинят в содействии налету. Департамент милиции строго взыскивает за подобные промахи. И правильно делает!

Смыть с себя позорное пятно Марышкин мог только немедленной поимкой кустарей. На счастье, незадолго перед этим Омск сообщил фамилию осведомителя, засланного в Покровское. Начальнику милиции удалось встретиться с ним. Потом подвернулся мельник Бобров. И вот результат больших усилий: кустари захвачены врасплох.

— Э-э-э… Стрелять, не жалея патронов! Ни один красный не должен уйти живым!

Милиционеры залегли в канаве, в каких-нибудь двадцати саженях от избы. Им хорошо были видны выходившие во двор окна и двери. Марышкин и Груздь выдвинулись вперед, устроились за углом пригона. Начальник милиции чувствовал себя героем. В распахнутой венгерке, красный от мороза и ожидания развязки, он окинул гордым взглядом цепь и выстрелил из нагана вверх. И все услышали, как в сенях что-то стукнуло. Должно быть, дверь. И снова наступила звонкая морозная тишина.

— Сдавайтесь! — гаркнул Марышкин. — Выходить по-одному! Малейшая попытка сопротивления — и перестреляем всех!

Осажденные не отвечали.

— Э-э-э… Даем минуту на размышление. Полагаю, что этого достаточно. Затем открываем огонь. Будьте благора…