Елизавета Магнусгофская - Тринадцать - Оккультные рассказы [Собрание рассказов. Том I]

Осталась у нас одна Таня. Надеюсь, что хоть ее-то минует роковое число…

Три года тому назад, тринадцатого июля, огромный пожар уничтожил мой дом и почти все службы… Сколько одного хлеба сгорело! Мы были почти разорены…

Прошлый год — 1913-й — был для меня несчастным во всем… Крупных несчастий не было, но весь год пестрел мелкими неудачами, болезнями, ну и вообще…

Не удивляйтесь после этого, господа, что я никогда не начну ни одного серьезного дела тринадцатого, никогда не остановлюсь в номере тринадцатом гостиницы, не сяду тринадцатым за стол, не продаю и не покупаю того, что стоит тринадцать…

А теперь не сердитесь, дорогие хозяева, если я уже встану из-за стола и поеду домой. Уже одиннадцатый час, ехать мне, как вы знаете, не так-то близко, и если я выеду позже — тринадцатое число застигнет меня по дороге.

— Так оставайтесь у нас, — предложил хозяин, — а завтра утром поедете.

— Нет, тринадцатого я ездить не люблю…

— Так оставайтесь до четырнадцатого, — сказала гостеприимная хозяйка.

— Спасибо вам большое… Но только четырнадцатого у меня дела в городе, и я должен поехать туда рано утром, вместе с женой… Уж не сердитесь на меня, суеверного старика, и отпустите с миром!

Хозяева знали, что Степанова не уговорить и проводили его, желая ему «доехать еще двенадцатого».

Когда они вернулись в столовую, там оживленно спорили. Многие, особенно из стариков, сочувствовали Степанову. Молодежь возмущалась, называла «глупым суеверием». Батюшка заступался за Степанова, говоря, что других суеверий за ним не знает.

— Если это только суеверие, как же вы объясните, что все несчастья случались с ним именно тринадцатого или в связи с тринадцатым? — спросил кто-то.

— Самовнушение, — сказал доктор, — исключительно самовнушение.

О тринадцатом спорили еще долго, пока, после ужина, молодежь пошла в гостиную танцевать, а старики сели за карты.

Давно наступило тринадцатое, когда разошлись и разъехались гости радушного помещика.

Громадным волнением была охвачена на другой день вся округа. О преступлениях в уезде было слышно вообще редко, разве какое-нибудь там воровство! А тут — убийство! И еще какое! На большой дороге! Завелись настоящие разбойники! Газета сообщила: «С целью ограбления в ночь на вчера был убит помещик Степанов, возвращавшийся к себе в имение. Кучер тоже ранен».

Одна подробность этого ужасного случая, которая не могла заинтересовать репортеров, была долго на языке всех соседей покойного Степанова.

Кучер, которого нападавшие тоже ранили, но, к счастью, не очень опасно, показал, что последними словами Степанова, произнесенными им, может быть, минут за десять до того, как на них напали грабители, были:

— Что ты так медленно едешь сегодня? Вот уже пять минут первого!

Значит, Степанов был убит — тринадцатого…

— Так вы хотите знать историю комнаты № 3? Ладно… Это было… Позвольте… Ну да, я был тогда на втором курсе… Значит, года за два до начала войны. В конце летних каникул заболела моя мать. Из-за ее болезни и похорон я приехал только в конце октября, разбитый физически и нравственно. Когда студенты давно съехались, найти в Юрьеве приличную комнату трудно. Осталась одна дрянь, да и та идет по высоким ценам.

Бегал, бегал по осенней грязи, ночевал четыре ночи у товарищей (не в гостиницу же идти — не так богаты!), но, наконец, нашел довольно приличную, и по баснословно дешевой цене. Что называется, «повезло»! Конечно, не обошлось без некоего «но…» Зря ведь не сдадут дешево хорошую комнату. Комната сама по себе была отличной, но вход! По меткому выражению одного из товарищей, чтобы попасть в мой рай, надо было миновать ад и чистилище.

Вход был с Лунной. Надо было войти в калитку, пересечь широкий, но грязный двор, пройти по какому-то узкому проходу между палисадниками, обогнуть конюшню. Тогда только вы попадали в грязные, вонючие сени, где был навален всякий хлам: старые бочки, ржавые вывески, тряпки, птичьи клетки, стружки… В сенях было много дверей, все они вели в сараи. Жилых помещений было только два: квартира дворника, который сдал мне комнату, и моя.

Моя комната «с отдельным входом»! Это вам не фунт изюма! Да!

Среди множества дверей легко было ошибиться, и я прикнопил к моей визитную карточку. Но ее в первый же день сорвали мальчишки, которые имели привычку возиться в сенях. Другой у меня не имелось. Поэтому я вынужден был объяснять товарищам: