Елизавета Магнусгофская - Тринадцать - Оккультные рассказы [Собрание рассказов. Том I]

— Как тринадцатый?

— Ну да… А ты думал, третий? Нет, брат, дудки-с… Я с электрическим фонариком рассмотрел: единица стерлась, одна тройка осталась… Да и рядом — № двенадцатый… Ну, а ты ничего не замечал в этой комнате?

Он подозрительно посмотрел на меня. Я видел, что никакие выкрутасы не помогут, и сознался, что подвел товарища.

— Ну, попробую завтра ткнуться к кому-нибудь из коллег, а сегодня ты обязан, в наказание, идти со мной туда. Ишь, подвел товарища, чертова кукла… Но я не злопамятен. Наоборот, благороден и великодушен: такой водкой угощу, что пальчики оближешь…

— А на тот свет не отправлюсь? Вот, например, денатурат…

— Денатурат, — обиделся Антонов. — Сам ты денатурат, чертова твоя бабка! У меня микстура самая безвредная: Spiritus vini, сироп и aqua distillata!

Мы здорово наклюкались в тот вечер, но и это не помогло: в пьяном бреду видели всякие ужасы. Поминутно окликали друг друга. Я просил у Антонова в чем-то прощения. Тот рыдал, уверяя, что ему жаль расставаться с молодой жизнью… Еще, слава Богу, не напал на него буйный стих.

На другое утро Антонов перебрался к какому-то товарищу, у которого арендовал свободный диван до конца семестра.

Потом подошли праздники, я уезжал в Питер, а вернувшись, как-то мало встречался с Антоновым, занятый подготовкой к экзаменам — надо было много нагонять, и как-то забыл даже о существовании комнаты № 3.

Увиделся я с ним в начале февраля на концерте. Он был с двумя курсистками. Пошли их провожать, куда-то в конец Звездной.

— Интересно знать, живет ли кто в проклятой комнате? — сказал на обратном пути Антонов.

— Да, — сказал я, внезапно вспомнив мое в ней пребывание, — пойдем, посмотрим в окно — недалеко…

Окно выходило, как я, кажется, говорил, через пустырь на Звездную. Был второй час ночи, но окно светилось ярким светом. Занавески были отдернуты, ставни не закрыты, и мы увидели студента в синей рубахе, нагнувшегося над чертежом.

— А ведь это Бауэр, — воскликнул Антонов, обладавший прекрасным зрением, — ей-Богу, он.

Действительно, это был Бауэр, один из тех молодых людей, которые, кажется, уже родятся примерными. В гимназии переходят из класса в класс с наградами, в университете аккуратно посещают все лекции, записывая все в чистенькие тетради, быстро сдают все зачеты и считаются у начальства «благонамеренными» и «положительными». Товарищи относились к Бауэру слегка насмешливо, пользовались беззастенчиво его записками и называли «немцем», на что он очень обижался.

— Зайдем, подразним немца, — предложил Антонов, — интересно знать, реагируют ли его немецкие нервы на чары комнаты номер тринадцатый…

— Кругом идти не стоит. Когда я жил еще здесь, по вечерам я всегда перелезал через забор. Там, за углом, ниже и без гвоздей…

Мы перемахнули через забор и стукнули в окно. Надо было видеть, как изменился в лице Бауэр, вздрогнул, вскочил и остекленевшими глазами уставился на дверь. Мне стало жалко товарища, и я громко крикнул:

— Открой, Бауэр, окно, это товарищи.

Немчик овладел собой и открыл половинку окна. Мы влезли.

— Испугали мы тебя, дружище, — довольно бестактно начал Антонов, — но мы, проходя мимо, узрели у тебя огонь, и нам захотелось знать твои впечатления об этой комнате…

— Об этой комнате? Но кто… кто вам мог сказать?

— Значит, и ты, Брут, — засмеялся Антонов, а я нехотя пояснил, что мы жили в этой комнате до него.

— Значит, и вы знаете, — облегченно вздохнул Бауэр, — а я думал, что схожу с ума… Я живу здесь около месяца… но здесь очень… неприятно… (он не хотел сказать «жутко» — или вовсе не знал этого выражения). — Я не знаю, что это: стучит всю ночь, в окно, в дверь, в стены… И чувствуешь, что не один. Зажжешь свечу — никого… А чувствуешь, что кто-то есть… Стоит за спиной… ходит… Ведь вы не смеетесь надо мной, нет?

Он был так бледен, и на лице его был написан такой страх, что сердобольный Антонов шепнул мне:

— Ишь, струсил, немчура… Ну, Бог с ним — посидим у него немного…

Бауэр не просил нас остаться, но видимо, был очень рад нашему присутствию. Мы переменили тему разговора и просидели с ним до утра…

Через неделю мы узнали, что Бауэра свезли в больницу. К нему никого не пускали — он был без сознания. Через десять дней мы проводили его на кладбище…

Антонов, известный своей чисто бабьей болтливостью, разнес по всему университету историю о комнате № 3 и бедный Бауэр, которым в жизни интересовались мало, только снисходительно подтрунивали над ним — теперь, после смерти, стал героем легенды. Передаваясь из уст в уста, украсилась она тысячью подробностей, и в свободное время ходили компанией на Лунную, осматривать роковую комнату. Но поселиться в ней, к великой досаде дворника и Куле Ивановны, не решался никто.