Олег Дарк - Отцова дочь

В сэкономленное время,- его по-настоящему нельзя сэкономить, - я читала много литературы, научной и которая считается посторонней, то есть она не по программе, по каждому вопросу, который мы проходили, а также по тем, которые не проходили, я знала больше всех в классе, но меня не стали вести на медаль, хотя, может быть, я и заслужила бы, и я не получила ее (медаль), потому что знала не только больше учеников, но и больше учителей, и они меня не любили, но я, если Вам это надо, работала не для медали, я хотела очень много знать, потому что как раз решила много успеть сделать в жизни, поэтому мне было все равно, что я не получила ее (медаль). Это уже не первый случай в моей жизни, потому что до Сережи был еще (по-моему) Петя Сидоров, я его не видела года три, и еще кто-то, я их не очень хорошо запоминаю. Петя был неумный человек, как и этот еще кто-то, но тогда я еще ходила не одна на выставки, если уставала, а Сережа был очень интересный человек, но такие вещи заканчиваются браком или хуже, поэтому я стала говорить, что занята, и это действительно так, потому что надо такую уйму всего сделать, я не успеваю, даже диссертация нe главное, у меня в голове идея более глобального свойствa, но пока надо защититься, не разумно мешать занятия. Я больше люблю работать ночью, потому что меньше шумов, лучшеe время - после часа ночи, когда пройдет последний автобус (эти три часа), днем я предпочитаю сидеть в Ленинской, но приходится и дома, потому что в библиотеке я не могу писать, мне мешают госеди и хождения, я каждый раз поднимаю голову, под окном у меня детский сад, визжат дети, я очень радуюсь, что наконец переехала мама, впрочем, она и до этого часто не ночевала дома, только позвонит сказать, где что лежит (для ужина), но я и так найду, меня раздражали ее звонки, я держалась не наорать, не всегда получалось. Если это Вам надо, я могу сказать, что считаю, что для женщины труднее чего-нибудь добиться в жизни, чем для мужчины, так она устроена, то есть ее так устроило (воспитало, смоделировало) общество, нужно больше сил и знаний, чем для мужчины. И времени. Кроме того, определенное отношение к нам, но Журавлев говорит, что ко мне уже нормальное отношение, мне звонят из издательства (Просвещение) с предложением, но я пока не даю решительного ответа, хотя мне интересно было бы для них работать, но все, я считаю, должно идти своим порядком, сначала диссертация. Час в день я гуляю, летом - на велосипеде, зимой - на лыжах, и стараюсь ограничивать свое курение: три-четыре сигареты в день (после завтрака, после обеда, после ужина, и еще, может быть, по не всегда, одну, когда слишком задумаюсь). Многие женщины, которых смоделировало (воспиталo, устроило) общество, не хотят говорить о своем возрасте и обижаются, а я считаю, что это глупо. Мне двадцать восемь, если Вам это надо, до аспирантуры я была научным сотрудником, у меня десять публикаций, но я к ним отношусь не очень серьезно. Нy что еще?

2

Вот и все теперь, кончено, сказал Николай Петрович. Я очень и взволновалась, когда его впускала, потому что (много лет) папа кo мне не приезжал. Что, что кончено, Бога ради?! Теперь меня посадят. Он пришел, не раздеваясь, на кухню и, конечно, наследил обувью и только там снял пальто, вынул из его кармана бутылку водки, выпьешь, дочь? Пальто бросил на кресло. Пить я отказалась, тогда я один, поставила чай, присела на то же кресло, где лежало пальто, на самый краешек, слегка сдвинув распластанное, ну скажи же, что случилось? У тебя бывает мама? нет, я к ней езжу, как она? ничего? представляешь, эта наша написала на всех нас, что мы принимаем за взятки, и на вступительных, и в ceccию, это действительно так? весь тариф расписала, сколько с кого и что думаешь, конечно, она благороднее других, бессеребреница? Я не знала, что он (ты) брал (брал) взятки, у меня семья, кроме тебя еще двоих одеть-обуть, разве я тебе не давал денег, когда ты просила? и я брала тоже! она пишет, тоже пользовала как все, а теперь больше не может, с повинной то есть, ей совестно стало? черта с два! просто обиделась, что меньше перепало ей и не полагалось больше, и по работе ее не полагается, кто она такая, секретарь кафедры, когда мы делили, учитывали значение каждого, по справедливости, я не зла, что ты (он)... Он пил водку, я - чай. Теперь - пожалуйста, комиссия, сколько дадут, как думаешь. Потом он заплакал, седой. Я стала гладить его по голове, потом села к нему на колени, как когда-то маленькая, и опять гладила. Я у тебя поживу, не возражаешь? пусть ищут, и домой не поеду, если позвонят, скажи меня нету, а потом как же? что-нибудь придумаем, я недолго, ладно? Он меня обнимал на коленях, я даже угрелась, и вдруг спросил, осматриваясь, у тебя здесь бывают? я сначала не поняла, а он рассмеялся, o6нимая меня, и я поняла, ты что с ума сошел? неужели ни разу? монашкой живешь, а тебе обязательно надо, потому что без этого станешь синим чулком. Я барахталась у него на коленях, пыталась встать, а он стал говорить, что мне ведь это ничего не стоит и по многим причинам для меня лучше, если это случится с ним, мне самой должно хотеться, только я якобы сдерживаю нормальные позывы, а ему теперь все равно, потому что его отправят где Макар, и он, может, очень долго будет обходиться безо всяких естественных удовольствий, и какая же я дочь, если к нему и его беде отношусь без сочувствия. Наконец я вырвалась забегала по квартире, а он бегал за мной и цепляя меня сзади за руки. Ты что, спятил? я ему говорила, опомнись! а он мне говорил, что он же мне родной, как же ты стесняешься? И последний аргумент меня вдруг на какое-то мгновение убедил, и я приостановилась. Тут oн меня потащил к дивану. Я не думала, что это так больно, потому что у него сразу там что-то не получалось, а потом было больно-больно. Я раньше мечтала, наступит такое время (я его догоню), когда я кое-чего добьюсь и буду в некоторых отношениях как другие женщины, что у меня будет муж (или мужчина - это все равно), и я смогу с ним (с ними) разобраться спокойно без спешки, а это, оказываем очень-очень больно, иди, подмойся, сказал он мне. Когда вернулась, он уже разобрал диван и лежал там (мой папа) и спал (или делал вид, что спит). Я легла ему за спину. Мне очень хотелось, чтобы он повернулся ко мне и обратил на меня внимание, но он лежал без движения и делал вид, что спит (cnaл). Тогда я встала выкурила сигарету, потом приготовила себе кофе, выпила его и опять курила, села к столу, чтобы поработать, не смогла, легла, как всегда, в четыре часа утра, но безо всяких для диссертации результатов. Николай Петрович прожил у меня еще четыре дня, мы не разговаривали, он больше не пил, звонила его супруга, но я сказала, что не знаю, где отец, и он мне одобрительно кивнул. Хотя мне тогда было очень больно, каждый вечер, пока папа был еще со мной, мне хотелось, чтобы все повторилось, начиная с колен, где я у него сидела, как маленькая, по я напрасно ждала, и тогда я ложилась у него за спиной, очень рано для меня, но он лежал без движения и делал вид. Тогда я вставала и шла к столу, но работать не получалось. Мне очень хотелось, чтобы он, наконец, ушел от меня, я представляла, как его все ищут, чтобы все вернулось в прежнюю колею, и я могла опять работать, как раньше. Когда на четвертый день (вечер) он повесился в ванной, и я туда вошла вдруг, я испытала колоссальное облегчение. Похороны были очень многолюдные, и все не могли понять, зачем он это сделал, и много говорилось речей, но, конечно, не о том, что повесился, а что просто умер. Я потом специально ездила к папе в институт чтобы выяснить обиняками, и оказалось, что никакого письма на самом деле не было, а только слухи, что его послала, а она не послала, и комиссия - совсем по другому поводу, так что совершенно напрасно он это сделал. Меня очень обвиняли, что я его скрывала у себя, говорили, что если бы не скрывала, он был бы жив.

Читать дальше