Асар Эппель: Чернила неслучившегося детства

Асар Эппель

Чернила неслучившегося детства

Эта самописка взялась невесть откуда.

В школьном обиходе пока что деревянные ручки "Киров Кутшо". Круглые крашеные палочки с жестяночным, куда суется перо, оконечьем.

Перо бывает или "восемьдесят шестым", то есть - поскольку пишет с нажимом - безупречнейшим орудием чистописания. Или "гусиной лапкой". Но "лапку" разрешается применять только с пятого класса. Эта - без нажима и придумана в старое время, чтобы в присутственных местах (при составлении, скажем, купчей или в почтовой конторе) посетителям с разной рукой одинаково хорошо писалось.

Еще есть "рондо" - но им особо не попишешь: буквы то получаются, то их не нацарапать. И бумага ездиет.

А все потому, что для "рондо" полагаются чернила, каких сейчас нету.

Фиолетовые чернила теперь или самодельные из чернильного карандаша, или густые порошковые. На густых в дырке чернильницы виднеется золотая пленка, вернее сказать, золотистая обманная поволока.

Их ловчей макать, а еще они здорово налипают на воронку карболитовой непроливайки, где наслаиваются, точно черно-лиловые сопли, которые хоть и присыхают к изнанке ноздрей, но все-таки скользкие, так что выковыривать их нетрудно - сами к пальцу липнут; фиолетовым же носовое содержимое бывает по причине ковыряния, после того как убирал с пера что-нибудь пальцами.

Можно очищать его и об штанину, но заругают дома, а набитая бумажными квадратиками коробочка, куда пером для очистки тыкали, имеется только в музейном кабинете вождя.

Зато в старых чернильных приборах симметрично чернильнице расположена чернильница не чернильница, а словно бы перечница, в которой содержали сушильный песок. Им посыпалось что написано, а потом сдувалось. Такие приборы имеются еще у многих. У моих соседей даже фарфоровый, но песка сейчас одинаково не достать, да и негде спросить, какой полагается.

Песком больше не посыпают и впредь не будут, а вот промокашки - в ходу. И еще - прессы. Можно, конечно, промокнуть и пальцем, но это если палец пористый. Непористым размажешь. Можно, если бумага никуда не годная и сама вбирает чернила, не промокать вообще, но буквы выходят расползшиеся. За это, конечно, тоже ругают.

Непроливайка старая. Скопившаяся на ее дне пыль, довоенные козявки и мухи, а также гуща предыдущих чернил создали вязкие наслоения. Тина эта никогда не просыхает. Ткнешь пером - и оно выносит неописуемую гадость, причем ординар макания едва заметен, зато на кончике торчат какие-то исчернильненные ворсинки.

Если этими нечистотами пользоваться, написанное ложится густо - даже промокашка всё размазывает, причем, пока писал, обязательно подцепилось какое-нибудь волоконце с плохой тетрадной бумаги.

Так что самописка, о которой сказано, и в самом деле редкость.

Сделана она, когда их называли еще "вечным пером". Именование "авторучка" тоже, конечно, употреблялось, но у нас в основном говорили "самописка".

В карман ее не вставишь - течет. С зажима сползло серебрение, и виднеется подмедненная основа. В зажимный узор чего только не забилось. Сидишь выковыриваешь английской булавкой.

Эбонитовый закрывочный колпачок треснул и стянут медной проволокой. Верх корпуса, куда ввинчивается перьевой конец, обмотан толстыми нитками десятого номера. Он тоже треснутый. Концы ниток связаны выступающим зачернильненным узелком. Тут - кроме пера - главное место протекания, а поскольку треснуто не в одном месте, поверх ниток накручена тонкая медная проволока. Намотка эта туго насаживаемый колпачок распирает. Он потому и треснул.

На пишущий конец, как на воронку непроливайки, тоже налипли засохлости, имеющие внутри себя (поскольку прежние владельцы применяли фиолетовые чернила) размазываемую тину. Владельцам этим, как сейчас тебе, казалось, что как-нибудь попишем. Но ручка оставалась согласна только на чернила положенные, а где они есть, было, как было сказано, не найти.

Они появятся, когда наша самописка куда-то запропастится или просто исчезнет под нитками и проволокой, обратясь этаким коконом, из которого вдруг потянется черная шелковинка строчки "февраль, достать чернил и плакать..." Как же! Достал один такой! Где ты их, Пастернак, найдешь?

Так что про "достать и плакать" припутано для красоты. Тем более что прочесть это приведется только через полвека.

Вот она и писала, или текя на бумагу, или не писала совсем. И тогда ее следовало промыть.