Участковый Листухин, при исполнении обязанностей находясь, выпивал всегда одну и ту же меру - граненый стакан. При гульбе - дело иное. а при исполнении - лишь стакан и катил дальше. Под началом его лежала целая страна, когда-то двенадцать хуторов, теперь - поменее, но земли остались те же: полста километров вдоль Бузулука и двадцать - поперек. Еще в давние времена, из сынишкиной географии, Листухин выяснил, что подначальный район его по площади почти равняется европейской малой, но все же стране под названием Люксембург. Ом этим очень гордился и часто говорил: "Равняюсь стране - и везде воруют". И если в райотделе его упрекали, ответ был один: "А я равняюсь целой стране".
Вот и сейчас, опрокинув стакан и закусив, Листухин сказал:
- Упредил. Оружием пользуйся. И надейся на себя. У меня сам знаешь: целая страна - и везде воруют. В Дубовке аккумуляторы сняли, в Вихляевке - резину, в Клейменовке у бабки Лельки пуховый платок унесли.
Листухину можно было и уезжать. Но сладостно расходилась по крови вонючая отрава и все вокруг: близкая речка, летняя зелень, покой, - казалось таким сердцу милым.
- Взять отпуск и к тебе на неделю, порыбалить, - помечтал он. - Тут никто не найдет.
- Приезжай, - пригласил Николай.
- Приедешь... - горько посетовал Листухин. - Голова кругом. Все по-новому. Раньше торгуешь с рук - спекуляция. Привлекаем. В колхозе не
желаешь трудиться - тунеядец. Привлекаем. Властям поперек идешь
приструним. А ныне кто во что горазд. К примеру, тебя взять. Пасешь на
лесхозной земле. Привлекать? Земля-то лесхозная, трава, речка. Надо бы
привлекать, а тебя беречь требуют. А ты к зиме миллион огребешь.
Николай стал оправдываться:
- Люди набрешут. Концы бы с концами свесть. Колхоз мне сам навязал
этих бычков, дохлину. Они дышали через раз.
Но Листухин его не слушал и, поднимаясь, повторил прежнее:
- Возьми ружье. И стереги. Чуть чего, стреляй. Разрешается.
Черный мотоцикл участкового резво взял с места и покатил. Николай
постоял у дороги, пока не смолк гул мотора, а потом пошел к своему жилью.
Землянка была выкопана на пригорке, под раскидистой вербою. Чуть не
в человеческий рост она уходила в землю; стены обложены сухим камышом,
им же - накрыто. У стен - два топчана. Под одним из них, в брезентовом
грубом мешке, туго запеленутое, лежало ружье. Николай достал его, повесил
у входа, на гвоздь.
Солнце между тем поднялось высоко, к полудню. От близкого колка
показался гурт. Скотина не торопясь брела к водопою. Перегнав ее, проскакал к речке всадник и, сбросив одежду, кинулся в воду.
Речка была невеликой, с песчаной отмелью на этом берегу, с глубиною и
камышами - на том. Туда и поплыл купальщик. И скоро донесся крик:
- Деда, ведро неси!
Николай поспешил к берегу. От камышей, с той стороны, летели друг за
дружкою раки, шлепаясь на берег и в воду, на песчаную отмель. Внук нырял
и нырял, шаря в камышах.
- Будет! - сказал Николай. - Полведра уже. Вылазь, Артур! - и стал
подворачивать скотину к базу, где за жердевой огорожей, в тени тополей и
навеса, отдыхали бычки, пережидая полуденную жару.
Оставив промысел, Артур из воды не вылез, а призвал к себе собаку и
плавал с нею наперегонки. Николай успел коня расседлать, оживив огонь,
поставить на печь казанок для раков, накрыть нехитрый обед себе и внуку: уха, вареная рыба с картошкой, яйца да зелень; собаке - хлебово. Тут и они
прибыли: Артур и Волчок.
Внуку исполнилось шестнадцать лет. Он выдался рослым и крепким,
волосы носил длинные, до самых плеч - черной волной. После купанья они
были мокры и спутанны. Он тряс головою, брызги летели в стороны, словно
с Волчка, который рядом отряхивал серую короткую шерсть.
Всегда Николай пас скотину с собакой, приучая к делу с первого года.
Волчок - не чистая в породе, но овчарка - пастушил третий год.
- Кто приезжал? - спросил Артур.
- Участковый.
- Мент? - переспросил Артур, настораживаясь.
- Наш, Листухин. Упредил. Скотину воруют. Кавказские вроде, чечены.
В Борисах, в Исаковом увели, - передал он услышанное. - Надо беречься.
К нам же подъезжали усатые. Может, приглядались.
Народ кавказский в здешних местах появился в последние годы, селясь
на пустых хуторах. Водили скотину, колхозных порядков не признавая.
- Приглядятся, - продолжил свою мысль Николай. - Где пасем, где
ночуем. Тут и днем, коли рот разинешь, могут шайку от гурта отбить, в лес
ее - и ищи-свищи. А ночью тем более. С хуторов угоняют, с ферм, а тут
Читать дальше