Лев Гунин: Стихотворения (Том 1, 1968-1974)

Им судить, этим силам космических бездн,

Что нас держат в своем роковом, одномерном пространстве

Одномерного времени без продолженья и без

Глыбы трех плоскостей, виртуального ордена странствий.

Им решать, кем нам быть, как и в чем преуспеть,

Перейти ли барьер, отделяющий мир прозябанья

От того, что над ним, что на спинах рожденных терпеть

Возвышает себя до кричащего бога-титана.

И за то, что проник я в начало попытки узнать,

И за то, что я выкрал фальшивое веко творенья,

Обречен я терпеть, кочевать, бедовать и страдать,

Повторяя удел восемнадцати тех поколений.

С двух сторон я узнал, изучил судьбы предков своих.

Все они рождены были с долей суровой и жесткой.

Ни один не сидел на платформе из согнутых спин

Тех, внизу, что стоят под невидимой страшной решеткой.

И за мысли мои, за отсутствие страха толпы,

За отсутствие трепета кролика нет мне возврата

Из гонимых всегда, из всегда нелюбимых таких,

Из объявленных вечной персоной нон грата.

За пределом, за уровнем жизни моей

Простирается то, что мне может лишь только присниться,

Но пока у меня - бесконечность за спинами дней,

Мне свободнее дышится, пишется, спится.

Я за мигом гонюсь, я за ним, лучезарным, тянусь,

Пробуждаюсь осыпанный грезами в синей постели,

И за копию света я сильной рукой уцеплюсь,

Незаконно за ним уносясь без какой-либо цели.

Чувства! Не разделяя, познать

Каждый в отдельности, миг, чьи законы

Лишь в бесконечном дано отыскать,

В том, что затеряно в неповторенном.

Я опускаюсь на самое дно

Чашечки ландыша, в благоуханье,

Чтобы увидеть, чего не дано

С роста огромного видеть в мельчайшем.

Я погружаюсь в прошедшие дни,

В сущность значительности мгновений,

В подлинность чувств, что только одни

Могут быть названы неповтореньем.

Даже с жуткой занозой, сидящей в спине,

Этих темных предчувствий, трагически-грозных,

Я несусь к облакам на чудесном коне

Представлений и мыслей, почти-невозможных.

Вещи ожили. Запах краски и штор

Перемешался. Стулья, кресла и пол

Заговорили; простой разговор

Стал бессловесным посредником чувства.

Сон стал реальным. В жизнь осязаемо

Вторглись иллюзии, став ее смыслом.

Вместо обмана - узоры хрустальные

Выросли - будто ему в укоризну.

Быт растворился в огнях бесконечного,

В россыпях-днях полновесного крошева,

Кодом запретным всего человечного,

Ангелом этого мира непрошенным.

Сентябрь, 1973. Могилев.

x x x

Наполеон! Повелевай мной.

Я вновь Бетховена почту;

И на Валгалле современной

Я Ницше, Фридриха, прочту.

Лети опять, мой белый лебедь,

К своим далеким островам,

В Грааль высокий, словно небо,

К прекрасным солнечным лугам.

Не боги делают паперти

И не политики живут:

За власть остаться после смерти

Друг друга смертные грызут.

И нам останется Бетховен,

И Ницше, и Наполеон,

И этот, ужасом наполнен,

Над сном безвестных тихий звон.

12 Марта, 1974.

x x x

Бросается вечно ненужная поступь.

Проклятие грязному, свинскому миру!

И от пустого, безликого страха

Бросается ваза с кухонного шкафа,

Как я бросаюсь вниз головой через форточку.

24 января 1974. Могилев.

x x x

Я хотел сегодня поиграть на скрипке,

Гриф которой виднелся из футляра

Обещанием прекрасных мелодий.

Я протянул к ней руку, чтобы наполнить

Душу и пространство звучанием сильным.

Но оказалось, что пыл мой излишен

И что не выразить мне вдохновенья:

Струны, повиснув, мне говорили,

Что бесполезно умрут эти звуки.

Я, предаваясь влеченью иллюзий,

Странствовал в землях, которых не видел

И не тревожил своим посещеньем.

Я, повинуясь влеченью сердца,

Край созерцал, прежде мне неизвестный,

Но, несмотря на наличье различий,

В нем находил я знакомое с детства.

Путь, извиваясь, тянулся за солнцем.

Я догонял его ровную поступь.

И, утомившись от сотен желаний,

Снова протягивал руку за скрипкой.

16 января, 1974.

РОМАНТИЗМ

Стук каблуков, удаляющихся на расстояние.

Двери захлопнулись, шепот затих;

Звуки, вдруг вырвавшиеся на прощание,

Быстро заглохнули в звуках других.

Свет, так привычно и призрачно падающий,

Тонет в углах и, дойдя до земли,

Вдруг исчезает и, отражающийся,

Вязнет в мозгу, как навязчивый стих.

Шторы, так лицемерие скрывающие

Жизнь, вожделение плоти и смысл,

Чуть приоткрыты и, ниспадающие,