Чингиз Гусейнов - Фатальный Фатали

Да-с, испившие воды Терека!... У татар - Аракс, мол, та и эта сторона, и мечта воссоединиться, а у этих - Терек, мол, по ту сторону, в России, значит, испили воду, а в ней бунтарские микробы! И ценнейшее донесение - о встрече с этим, как его? ну самый-самый их идеолог! гражданский суд и прочее! "Что делать?"! да, да, с самим!! "Помните, - Никитич об этом идеологе Кайтмазову как-то говорил, в минуту левых вспышек, случается у него такое, а Кайтмазов, тоже в минуту откровенности, - Фатали, и тем просветил, впервые Фата-ли услышал именно от Кайтмазова, - помните? позорное, так сказать, пятно! медленное убийство долголетней ссылкой!... А что, разве нет?!" да-с, Никитич осуждает репрессии (!!). Но вслух фамилию ни за что не назовет, это в их среде не принято, пусть догадываются сами. Встреча зафиксирована, а о чем говорили - неясно; а впрочем, о чем они могут, оба на Чэ?! догадаться нетрудно, какие идеи у этих Чэ, уж так и быть - назовет: Чернышевского и Чавчавадзе! насчет крестьян, конечно, освободить всех, и непременно с землей! Слежка, слежка, а потом надоест людям Никитича, да и папка-досье распухла, сколько можно копить и копить бумаги!... Убьют однажды, - нет-нет, упаси боже, не Никитич, но его люди; по пути в Сагурамо, неподалеку от Цицамури. "Цицамури, Цицамури!..."; якобы ограбление - трижды стреляли, две раны на лбу, а одна смертельная - в сердце; соскочил с коляски, а его -насмерть! забрали даже жилет, очки; а Илья работал, и об этом тоже сигналы были! над проектом запрета (у нас-то!!) смертной казни; и о каких-то правах (??) малых народов, - сами не имеем, а тут - им!

Да-с, толстенное досье, и их, Фатали с Ильей, разговор. Илья юн, а Фатали вдвое старше. "Приехал? Изгнали! Мошенники!" - и рукой на север показывает.

И еще фраза Ильи: "Вот я, председатель общества по распространению грамотности среди грузин! Но что я могу?!" - стоило ли подслушивать? но как знать! надо ж послушать, о чем толкует этот юный член комиссии по урегулированию отношений между дворянством и крестьянами в связи с реформой, князь Чэ!

Но нет! шпик-раззява проглядел! не воспроизведено: об обыске в Петербурге! "Фотопортреты? Герцена? И даже Бестужева?" Были найдены во время обыска. И перевод на грузинский "Марсельезы". "О, Петербург!... Как у вас, мусульман? Тонкий как волос и острый как меч мост, сират? над адом, и он, Петербург, - говорит Илья, - для меня волосок, который судьба точно мост перекинула между тьмою и светом!"

Есть еще студенты, бывшие, большей частью грузины и армяне, татар, слава богу, нету, смирные, двое только, да и то один с горской, а другой с персидской примесью, - успокаивает себя Никитич. Тем, из грузин и армян, кажется, что - "ох, юнцы!" - у них конспирация на высочайшем уровне, а писарь на каждого завел карточку - и из "Лиги свободы (?) Грузии", и "Союза защиты прав (!) Грузии", и "Общества арменистов", и - ну и придумали! "Российского узла", мол, разрубим, вроде "За вашу и нашу свободу", а их собственные хвосты в этих "узлах"!

Особо любимая Никитичем полка - с русскими книгами, время от времени он очищает ее, сжигая лишние книги в печи, а ведь мог бы какие большие деньги заработать, - цена на них нынче немалая, чистым золотом платят, русские книги, изданные за границей, они присланы сюда, в цензуру, из Тифлисской, Бакинской, Гюлюстанской, даже Ак-Огланской - ни одна не просочится! - Редут-Кальской таможен (здесь затем будет карантинно-таможенная застава), из Батумского таможенного округа, Потийской таможни; из таможенных застав - как кольцо!! - Аджибайрамской, Ахалцыхской, Башнорашенской, Джаватской, - все-все зафиксировано у Никитича! Ленкоранской, Озургетской, Сухум-Кальской, Сальянской, еще каких-то.

Да, редкая коллекция у Никитича! Из тех, что задержаны, и из тех, которые цензурой зарезаны; большей частью присланы из столицы, он просил, писал начальнику Главного управления по делам печати, давнему университетскому товарищу эН эН: нельзя ли, мол, по протекции получить?! и записку передал с помощью Кайтмазова, когда тот ездил в столицу повышать цензорские свои знания: "Желая пополнить пробел в моей библиотеке, обращаюсь к вам, многоуважаемый эН эН, с покорнейшею просьбой выдать мне из склада вашего управления по одному экземпляру означенных в прилагаемом списке книг..."

Кое-какие из задержанных на таможне книг Никитич перелистывает, даже перескажет иногда - искренне, без капканных целей - в кругу высшего офицерства, однажды и Фатали слышал:

- До чего же наивно, ведь о нашей жизни они не знают, ну, год-другой старые обиды выплескивают в книжонках, а дальше что?! - И умолк, оглядывает собеседников: может, кто что скажет?