Максуд Ибрагимбеков - 1001-я ночь войны

Посреди этой площади лежал огромный самолет со свастикой на крыльях и на хвосте. Кролик объяснил нам, что это немецкий бомбардировщик, сбитый нашей артиллерией где-то под Баку. Мы конечно, пробрались к этому бомбардировщику и потрогали его, а один пятиклассник нашел в кабине две стреляные гильзы от патронов. Мы стояли бы у этого бомбардировщика еще долго, но в это время на Кубинке началась облава на спекулянтов, и Кролик велел нам немедленно идти за ним.

Всю дорогу он говорил, что сейчас очень трудное для госу-дарства время и все люди должны выполнять свой долг, каждый на своем месте, ну, а мы должны хорошо учиться. Вообще он очень интересно рассказывал. С его уроков никто не уходил, несмотря на то, что он часто забывал отметить отсутствующих в журнале.

В нашей школе были тогда лучшие в городе физический и химический кабинеты. Многие приборы изготовил он сам, а не-которые под его наблюдением - ребята из нашего класса, Я пом-ню, он как-то пришел в класс чем-то озабоченный и сказал нам, что нигде не может достать конский волос, который необходим ему для очень интересных опытов по физике.

Мы вышли после занятий и увидели, что прямо напротив школы стоит телега с большим железным баком. На таких теле-гах во время войны развозили в огромном баке керосин и про-давали всем желающим. Между лошадью и керосинщиком, про-дающим домохозяйкам "тот керосин, возвышался бак. Под его прикрытием мы подобрались к лошадиному хвосту и быстро отстригли небольшую прядь.

Это очень странно, но керосинщик сразу же почувствовал, что его лошади отстригают хвост. Он с кнутом выскочил из-за бака, погнался за нами и гнался до самых дверей школы. По дороге он всех по разу очень больно вытянул вдоль спины кну-том, а когда мы забежали в школу и захлопнули за собой дверь перед его носом, он сказал, что будет нас ждать хоть до утра и будет лупить нас до тех пор, пока от его кнута ничего не оста-нется.

Кролик сразу же спросил, что случилось, а когда мы ему рассказали, то он, как был в пиджаке, без пальто и шляпы, выскочил на улицу, но керосинщик уже уехал. Кролик сказал про керосинщика, что это очень плохой человек, если может себе позволить такое - бить детей. Потом, когда мы его уверили, что нам не больно, он успокоился и сказал, что и мы поступили не самым лучшим образом мы должны были попросить у керосинщика разрешения отстричь часть хвоста, и он, конечно же разрешил бы нам это. Мол, ничего хорошего не получится, если каждый, кому вздумается, будет стричь чужие хвосты. Потом он сказал, что мы все должны стараться быть очень порядочными людьми и из-за себя и, еще больше, из-за того, что мы - это будущее и в нас скоро очень будет нуждаться страна. Ну, это он всегда так: сразу же о долге, о стране, о личности.

Но почему-то, когда говорил Кролик, было не скучно слу-шать. Он весь как-то в это время менялся, и даже глаза у него начинали блестеть. А вообще он очень изменился за последнее время, исхудал, и лицо стало еще меньше и все спряталось за очками, а на бледной коже черными пятном выделялись акку-ратно подправленные усы. Неизменными оставались накрахма-ленные манжеты, выступающие из-под пиджака, - для каждой рубашки он вываривал из картофельной шелухи несколько грам-мов крахмала.

Однажды мы в физическом кабинете мастерили аэродинамические обтекаемые фигуры. Мы до этого всем классам целых полтора месяца копили деньги, а потом пошли и купили на них на Кубинке два куриных яйца. Мы проделали в каждом по две крошечные дырки и выдули содержимое. Потом дырочки мы аккуратно замазали воском, и самая важная часть этих аэроди-намических фигур была, таким образом готова. Мы поработали еще часа полтора и уже собрались идти домой, когда Кролик нас остановил и спросил, что ему делать с содержимым двух этих яиц. Мы посмотрели и увидели, что в тарелке и желток и белок уже начинают подсыхать. Кролик сказал, что пока этот очень питательный продукт не испортился, мы должны его немедленно выпить: поделить на восемь человек и выпить. Мы ему на это ответили, что, во-первых, мы только что съели свой завтрак - по булочке и стакану киселя, а во-вторых, эти яйца должен немедленно выпить он, потому что ему еще сегодня работать и работать. Мы не сказали ему, что знаем, как свой завтрак - такую же булочку и кисель - он каждый день относит домой, своим детям.

Он спросил, действительно ли мы так думаем. И когда мы сказали, что только так, он подошел к этой тарелке, и мы в пер-вый раз увидели, какой наш Кролик голодный! Он ничего осо-бенного и не сделал - просто посолил яйца и выпил, но все равно было видно почему-то, что этот человек очень голодный. Потом он погладил себе живот правой рукой и сказал, что до войны он очень любил есть яйца - он ел их и приготовленными всмятку, и вкрутую и никогда не спорил с женой, если она вместо глазуньи подавала яичницу с поджаренным желтком.