Сергей Каледин - Коридор

Сначала Ромке было страшно среди сорока учеников обоего пола, старшим среди которых был пятидесятичетырехлетний староста группы - красивый седой широкоплечий дядька, редко появляющийся на занятиях. Он работал во Внешторге испытателем легковых автомобилей и постоянно находился за рубежом в командировках. Появлялся он на занятиях роскошно одетый, чуть хмельной, справлялся, как идут занятия, и снова исчезал.

Ромка сидел за одной партой со старшим продавцом ЦУМа красивой Равилей Абубикариевной Болтачеевой. Равиля Абубикариевна мазнула его взглядом в первый же день, спросила, сколько ему лет (Ромка наврал, что девятнадцать), Равиля осталась недовольна сообщением, раскрыла пудреницу и стала приводить себя в порядок. Про Ромку она забыла.

В редких перерывах - урок длился полтора часа - Ромка курил вместе со всеми, стараясь помалкивать,- изображал девятнадцатилетнего.

На работе его отпускали на два часа раньше как не достигшего шестнадцатилетия. Когда же Ромка его наконец достиг, его по-прежнему великодушно отпускали. Все восемь месяцев Ромка учился прилежно, не пропуская занятий, и к концу неожиданно для себя выяснил, что он не законченный идиот, как считал раньше. Когда начались страшные пятнадцать экзаменов и Равиля Абубикариевна перед каждым принимала седуксен, Ромка отщелкивал их без особого труда. Причем отметка на экзамене шла и в аттестат. Ромка обнаглел до такой степени, что отнес документы вместе с новеньким аттестатом в ближний к дому институт. Институт связи. На заочное отделение, чтобы снова не превратиться в дневного студента, то есть - в школьника.

А тем временем староста организовал у себя дома пир. Хмельная Равиля Абубикариевна велела Ромке проводить ее домой. Ромка проводил ее до дому, потом до двери, а потом Равиля Абубикариевна открыла дверь, пропуская вперед Ромку.

Она завела музыку, включила тихий свет, переоделась в домашнее.- Ну что, студент?..

И Ромка, решившись, выключил торшер. Равиля Абубикариевна хихикала, поддаваясь ошалевшему от непротивления Ромке.

Ноги у Равили Абубикариевны были очень гладкие, без единой шероховатости, как будто шелковые...

Четыре вступительных экзамена Ромка сдал с ходу по инерции. Две тройки, две четверки - для заочного оказалось вполне достаточно. Со студенческим билетом в кармане Ромка в конце июня пришел в школу. По этажам бродили нарядные, бледные экзаменующиеся. Ромка отыскал Юлю. Юля бормотала что-то по химии, устре. мив взгляд в потолок.

- Привет,- невнимательно бросила она ему.- Ты где сейчас, в вечерней?..

Ответить ей Ромка не успел - по коридору быстрой директорской побежкой шла Клара.

- А Бадрецов что здесь делает?!

- Здравствуйте, Клара Антоновна,- как можно ласковее сказал Ромка.- Да так зашел, сейчас уйду.

- Я жду,- нетерпеливо кивнула Клара.- Уходи.

- А я в институт вчера поступил,- улыбаясь сказал Ромка.

13. ЛИПА

Западать на лапу Бука начал давно, идет по коридору вроде нормально, и вдруг - оп - и мотнет кота в сторону: не успел заднюю лапку вовремя к шагу приготовить.

Выправится, и дальше идет, и снова - оп - в сторону. А в последние дни Бука лежал, шерсть свалялась; как Липа ни пыталась кошачьим гребешком разобрать серо-грязные комки - ничего не получалось. И вроде - никакой болезни, кроме возраста. Когда его Лева принес?.. Лева принес его после войны... хотя после войны Абрек в Басманном жил, кота не было. Нет, был другой. А этого после Абрека, в пятьдесят шестом, стало быть, ну да, а Ромка как раз в школу пошел. Значит, коту-то сколько?.. Девятнадцать, двадцать. Двадцать.

- Что ж ты хочешь... Двадцать лет, пора уж...- Липа покуривала в передней, кот Бука лежал рядом на сундуке, не двигаясь, но еще живой. Называть кота "Букой" Липа стала совсем недавно, когда все заботы от старости отпали и она наконец вспомнила, что кот до сих пор безымянный.

Липа разогнала над ним повисший дым от папиросы, стала дымить в другую сторону. Хотя Ромка и запретил ей категорически курить в передней, чтобы только в комнате на диване, Липа все никак не могла перестроиться. Она курила, роняя пепел на пол, и поглядывала на Буку. Бука по-прежнему лежал на том же боку, потом мелкая дрожь пробрала его, пробежала по всему телу, он вытянул лапы, открытые глаза его за несколько секунд потускнели.

Липа поплевала на папироску, загасила ее о ладонь до конца, враскачку, с двух заходов, упершись ладонями в колени, поднялась с хлипкого раскладного стульчика, на котором ей было запрещено сидеть, и побрела к шкафу.