Евгений Козловский - Маленький белый голубь мира

Чыто ж ты, Ываны Ылыкысаныдырывычы, стыышы? Рызыдывайсы-рызыдывайсы, переходя наты, поощрил Бекбулатов, когдатяжелая дубовая дверь приземистого строения захлопнулась. Иван Александрович потянулся к рубашке, но треморные пальцы все не умели нащупать пуговиц, ухватиться заних, продеть во внезапно сузившиеся петельки. То, что банькаи впрямь оказалась банькою, ане метафорой чего-то более страшного, конечно, несколько успокоило ИванаАлександровича, но пальцы не слушались все равно. Чыво быыссы? Пыгывырыты намы сы тыбоы, дысытывытылыны, есты ы чемы, продолжил Бекбулатов, стаскивая форменные штаны защитного цвета, ны ыж ны ыбываты жы мы тыбя будымы!

Банькаявно предназначалась для узкого круга: стены отделаны ценным деревом, ярко пылает камин, киснет в тазу, залитое маринадом, обильно пересыпанное кольцами лукасизое мясо для шашлыка, стол буквально ломится от пиваи кумыса. Несколько кучек аккуратно, по-военному, сложенной одежды свидетельствуют, что не вдвоем с Бекбулатовым предстоит Ивану Александровичу пымыца. Действительно: в парилке уже поджидают их комиссар Эльдар и еще четверо не то башкиров, не то татар (командиры отрядов, догадывается Иван Александрович). Ты ызывыны, уже не сходя с ты, заводит Бекбулатов, ны мы этыго дыпысытыты ны можымы ныкакы. Ыты дело, можыны сыказаты, пылытычысыкыы. Ы хытя ты ы ызы Мысыкывы, ы ызы ЦыКы ВыЛыКыСыМы -- тыкы дажы ы тымы болыыю Во-во! выкрикивает с верхнего полк голый комиссар Эльдар. А это знаешь чем пахнет?! Мы ведь не посмотрим, что ты журналист! У нас тут, понимаешь, немцы! Интернациональная дружбанавеки! Я воты ны зынаю, кыкоы у тыбя, Ываны Ылыкысаныдырывычы, ыбырызываныы, продолжает начлаг, осадив узким взглядом не вовремя вылезшего комиссара, ая, ты зынаышы, можыты ты ны зынаышы? -- межыды пырочымы, пырыпыдыю вы ынывырысытеты, кыныдыдаты ысытырычысыкыхы ныукы, ы тыкоы мыгу пырыссыкызаты пыры Сылываты Юлаывы, кыкоы ты дажы ы ны зынаышы. Эты, зынаышы, былы гырой ы кырысытальный чылывекы, нысымытыря, чыто бышыкыры. А то, чыто ты туты сыбе пызывыляышы, ызывыны, -- кылывытаю Во-во! (сноване сдерживает пыл комиссар) а, может, и антисоветчина! А заклевету нанационального героя знаешь, что полагается?!.

Ноги подкашиваются у ИванаАлександровича. Чего угодно ожидал он от банного трибунала, даже обвинения в соучастии по поводу кражи вчерашних джинсов, -- но чтобы выплыли насвет интимные разговоры с Альмирой!.. Голые люди, крепкие, мускулистые, поджарые, с головы до ног поросшие иссиня-черным, ассирийским, в колечки свитым волосом, плывут перед глазами, и Иван Александрович от стыдали, затем ли, чтобы остановить тошнотворную карусель, опускает взгляд, и тот, чем только усиливает иваналександровичево смущение, до пределадоводит сознание неполноценности, упирается в реденький светлый кустик, высовывающийся из-под нависшего над пахом белого жирного живота, атут уже не один бекбулатовский голос гудит -- целый хор: гудит, выпевает фугу, партии которой отмечаются в мозгу акцентами: власовец Солженицын, героический пионер, жидяраБродский, идеологически, кудаследует, пропагандаи, наконец: ынытырыныцыыналыныя дыружыба, нырышымыя вывекы.

И вот в густом тумане парилки повисает пауза, и Иван Александрович, весь липкий от пота(не от того совсем, ради которого ходят в баню), понимает, что сейчас хотят услышать что-нибудь и от него. Я, знаете, лепечет Иван Александрович, я как-то не думалю у нас в Москвею в любом домею даже в редакциию у нас, собственно, разрешаетсяю в определенных пределахю в рамках, так сказатью и с иностранцами тожею атут я ни с кем особенно ию мне не пришло в головую я, конечно, большею но глаз наобвинителей поднять не смеет: стыдно ему, стыдно: и заАльмиру стыдно, застукачку, и, главное, засебя, и, кроме того, чувствует он некую высшую правду голого трибунала, правоту людей, не желающих, чтобы в их дружном, мирном доме поселились тревогаи раздор. ЫА кто соблазнит одного из малых сихюы Виноват Иван Александрович, вот как надуху: ви-но-ват!

Уже исчерпал Иван Александрович весь набор жалких своих аргументов, апаузавсе не кончается, вынуждая продолжать, и вот-вот разорвется бедное его сердце, но тут Бекбулатов подходит к Ивану Александровичу и проникновенно произносит: ны, выбыщымы, ладыны, зыламы ны тыбя ны дерыжымы, мы, можыты, ы самы мыногы чыво пынымаымы, но уызыжай-кы ты оты насы пыдыбыру-пызыдырову. Воты пыпарьсаны пырышшаныы, пывыкапыпей, пырынычуй -- мы люды гысытыпырыымыныы, -- ы, пынымаышыю машет начлаг рукою куда-то вдаль, назапад. Ыванычы!