Все вокруг сновастало призрачным, но призрачным уже наиной лад: как призрачнажизнь бесплотных теней накиноэкране, когдаты, сидящий в зале, ощущаешь себя тем безусловнее живым и полнокровным, чем крепче сжимаешь горячую ладошку юной очаровательной соседочки. А тени мельтешились перед глазами: студенты-бойцы трамбовали бетон, таскали кирпичи наносилках, кайлили там чего-то или как это называется? чистенький, в галстучке, белобрысый немчик общелкивал ЫПрактикойы алкашей-эквилибристов; вокруг хлопотал Бекбулатов: ни бельмесапо-немецки не понимая, пытался уговорить ны дэлыты этыго, апопутно извинялся перед Иваном Александровичем (словно между живым человеком и тенью с белого полотнавозможен контакт) заалкашей, которые, вовсе не студенты, к нему, Бекбулатову, отношения иметь не могли, но, главное, зааккуратненького немчика, который и оказался тем самым адвентистом седьмого дня: Ивану Александровичу еще в Уфе, в штабе, прожужжали уши, что есть, мол, там один: отказывается работать по субботам (сегодня как раз субботаи была), читает Библию, носит крест, разговаривает и фотографирует разные нетипичные пакости. У ныхы, пынымаышы, Ываны Ылыкысаныдырывычы, вился Бекбулатов ужом, ытасекытазырыгысытырырывына, ау насы, пынымаышы, ны зырыгысытырырывынаю
Иван Александрович сидел рядом с Альмирою науголке какой-то плиты, задавал вопросы и, хоть записывал ответы в блокнотик, смыслани вопросов, ни ответов не понимал, атолько смотрел нарумяное, свежее личико, поросшее пушком, и сам себе удивлялся, как моглапривлекать внимание, как могланравиться ему крупная, с белой, глянцевой кожею, сквозь которую никогдане просвечивалакровь, словно крови под нею и вообще не текло, женаего Ларискаю 4 Немцы: белобрысые, загорелые, серьезные, в гимнастерках, засученных по локоть, стояли полукругом с одной стороны желтоватого зубаобелиска, торчащего из травы лесной поляны, ас другой, таким же полукругом, в штормовках, с рядами значков ССО (от двух до шести) нагруди, словно орденскими колодками: ветераны движения, -- стояли люди восточные. ЫПАМЯТИ ВОИНОВ, ПОГИБШИХ В БОЯХ С НЕМЕЦКИМИ ЗАХВАТЧИКАМИы гласиланадпись наобелиске, и Иван Александрович, которого Альмиравременно оставила, чтобы занять место в соответствующем полукружии, сновачувствовал себя растерянным и ни чертане понимающим: как же это так? Все ж таки они немцы! У них, наверное, у кого -- как у ИванаАлександровича -- отец, у кого -старший брат или там дядя погибли наэтой самой войне, наэтой самой (в широком смысле) земле, остались лежать в ней без обелисков, без крестовю Хотя отец вряд ли, не выходит по возрасту, скорее дед. Тут Бог с ним, кто перед кем виноват исторически, это дело особое -- но неужто ни в одном из этих, в гимнастерочках, не шевельнется простое человеческое чувство, обыкновенная обида? А эти, в штормовках -- что же они столь непрошибаемо бестактны?! -отряд им. А. Матросова, немецкие захватчики, митингю
Иван Александрович стал отыскивать взглядом в белобрысом полукружьи наиболее симпатичного (a priori) ему человека -- адвентистаседьмого дня, запретный свой плод, с которым так хотелось поговорить по душам, но к которому Бекбулатов довольно жестко пырыкымыныдывалы не подходить, ибо ничего, кыроме кылывыты ы кылырыкалышшыны от него Ываны Ылыкысаныдырывычы все равно не услышал бы, -- отыскивать в надежде не найти, в надежде, что хватит у того души и мужестване участвовать в сомнительном мероприятии, и, не найдя, вздохнул облегченно, словно форточку отворил в душном, затхлом полуподвале, однако, едвавздохнул, как тут же адвентистаи увидел: просто не обнаруженного прежде, не замеченного, словно охотниканазагадочной картинке из ЫПионераы, но так жалко стало Ивану Александровичу форточку захлопывать, что тут же сочинил он оправдание своему любимцу: ему, может, дескать, одному тут и место, как истинному христианину, -- свежим воздухом, впрочем, тянуть все равно уже перестало.
Наконец, запланированные речи произнеслись сполна, и русские и немецкие, заранее припасенные цветы -- возложились (Иван Александрович даже несколько заметочек в блокноте по этим поводам сделал, для статьи) и извилистая змея бывших полукружий потянулась по узкой тропинке к четырем поджидающим ее ЫИкарусамы. Иван Александрович, как и по дороге со стройки сюда, сел рядом с Альмирою, но легкое отчуждение, неприязнь целых, наверное, минут десять мешали восстановлению прежнего контакта.
Второе аналогичное испытание, которое предстояло вынести их с Альмирою завязывающимся отношениям -- ЫВечер песни гневаи протестаы -- Иван Александрович, дорожататарочкою, дорожасобственным от нее восхищением, решил попросту пропустить, но Бекбулатов настоятельно пригласил в жюри: представлять, так сказать, ЦыКы ВыЛыКыСыМы, потому что грешневский студенческий журнал, как, впрочем, и иваналександровичев ЫПионеры, состояли именно при ЦК комсомола, такой и гриф сиял и наслужебном удостоверении, и накомандировочном, и Иван Александрович не нашел ни мужества, ни достаточно убедительного поводаотказаться.
Читать дальше