Кнут Гамсун - Последняя глава

Разве деликатно было говорить только о своем платье? Разве и ей не нужно было платье? По правилам, ей нужно было шелковое платье, белые туфли, фата в несколько метров и шлейф, который несли бы девицы. В ее романах молодые всегда совершали свадебное путешествие; этого у нее не будет; там были цветы и вино, и речи — и этого у нее не будет. У нее будет нищенская свадьба. Единственным свидетелем будет Гельмер. Не пригласить ли ей господина Флеминга?

Все, вместе взятое, начинало ей казаться невозможным. Она не отказалась от венчания, оно было для нее формальностью, которая должна была привести все в порядок. А что после будет, пусть решит судьба. Согласно ее французским романам, она отлично могла грешить против брака, если она не грешила против любви. С этим она окончила. Свое приданое она могла выписать, там все у нее было. Но могла ли она пойти к венцу под носом у того, кто больше имел прав и на нее, и на ребенка? Конечно, невинность ее отцвела; но при отсутствии безупречного прошлого, разве она не была все-таки образованным человеком; зачем же она столько работала и к чему изучала французский язык? Она не могла допустить, чтобы он сидел у окна в санатории и смотрел, как она пойдет с другим в церковь. Впрочем… к чему приписывать венчанию такую важность? В иных странах идут в фогту, в других — в консульство.

На ночь она заперла дверь, чтобы ничем не рисковать.

Утром пришел господин Флеминг и спросил:

— Не слишком ли рано я пришел?

— Нет, — и прибавила: — Даниэль пошел в село.

— Со мною случились две вещи, — сказал он и начал рассказывать: — Вчера пришел ленсман и предложил мне сломать печати на моих сундуках. Я сказал ему, что хотел избавить его от этого и поэтому сам сломал печати. Это ему не понравилось, и он сказал, что ему надо было это сделать. Я показал ему кое-какие бумаги, выданные властями у меня на родине, подписанные властями в Христиании, из которых видно было, что я имею полное право распоряжаться своими сундуками. Да, это согласно с теми бумагами, которые он получил, сказал ленсман, но вскрыть печати должен был во всяком случае он. Конечно, в этом отношении он был прав, я попросил извинить меня, я не мог ждать. Тогда он стал податлив; признался, что получил бумаги уже несколько дней тому назад и должен был раньше ко мне явиться, да у него времени не было. Мы расстались друзьями. Что же касается истории с деньгами, сказал он, то это болтовня; бывшие у меня деньги были мои, банк ошибся. Понятно, сказал я, что деньги, которые я занял в банке, я возвратил. Ленсман посоветовал мне даже потребовать удовлетворения за нанесенное мне оскорбление.

Господин Флеминг замолчал. Зачем рассказывал он все это фрекен? Это было, конечно, не без основания; он хотел, вероятно, реабилитировать себя в ее глазах и изгладить впечатление бесцельного признания, сделанного им в прошлом году осенью перед тем, как он бежал. Он никаких денег не присваивал себе, он просто занял их. Еще лучше: он уплатил свой долг.

Фрекен д'Эспар сделала вид, будто его сообщение очень обрадовало ее и сняло огромную тяжесть с ее души, но она, наверно, не особенно огорчалась сделанным им ложным шагом; она сама с младых ногтей бывала не раз вынуждена всячески выпутываться из стесненных обстоятельств и это было ей знакомо. Она сказала:

— Вот видите, я отлично понимала, что вы преувеличиваете, рассказывая мне.

— Может быть, я и преувеличил несколько, но я не хотел представить вам это в преуменьшенном виде. Понятно, я поступил неправильно: я был болен, у меня шла горлом кровь, я не хотел умереть, мог ли я ожидать, пока банковская дирекция удостоит дать мне в заем? Я и взял деньги. В этом вся история. Но теперь я совершенно свободен и чист и пришел к вам.

Она не выразила желания подробнее выяснить эту сторону дела, но спросила:

— Ну, а, во-вторых, что случилось с вами?

— Во-вторых, я явился прямо от доктора. Он исследовал меня и нашел, что я очень поправляюсь: одно легкое уже зарубцевалось, в другом тоже идет процесс рубцевания. Но я должен быть очень осторожен.

— Великолепно!

— Да. И вот больше, чем когда-либо меня потянуло к вам.

— Да… конечно.

Но что она могла сказать?

Пауза.

Она, конечно, ничего не имела против того, чтобы и один, и другой добивались ее, но надо же было принять в один прекрасный день решение. И она решительно спросила:

— Вы бы согласились на то, чтобы я вышла замуж за Даниэля?

Господин Флеминг беззвучным голосам:

— Это… а что вы сами думаете об этом?