Михаил Кураев - Жребий No 241

Бунтуют студенты? "Почему бы не отправить их, - тех из них, кто действительно провинился, - в армию? Год-другой жизни по законам армейской дисциплины вправили бы им мозги..."

"Самое лучшее было бы, если бы в университетах было не по 4000 студентов, а в четыре раза меньше..."

"Устрой чистку среди профессоров..." "Судить этих животных полевым

судом." Это советы не министра просвещения из боевых генералов, а

будущей настоятельницы Марфо-Мариинской обители милосердия, великой княгини Елизаветы Федоровны. Александра же Федоровна, двадцать лет просидев на троне, пришла к выводу: "Россия любит кнут", что и пыталась вбить в голову мужа-императора, любившего, кстати сказать, "забить козла" и потому справедливо почитавшего, что Россия все-таки больше кнута любит "домино".

Благодаря дневнику государя можно установить с абсолютной достоверностью, что дед прибыл в полк, куда был назначен, в воскресенье.

Москва. Сретенка. Селивестров пер., дом Коптева. Ея Высокоблагоро

дию Кароле Васильевне Шмиц. Дорогая голубка Кароля! Оказывается, из

Читы было не последнее письмо тебе. Сегодня в 5 ч. веч. я прибыл на ст. Борзя, возле которой в 1/4 версты расположился 3-й Верхнеудинский казачий полк, куда я назначен. На станции же познакомился с некоторыми офицерами этого полка, и один из них сейчас же предложил мне стать с ним вместе на квартире. Я конечно воспользовался этим предложением и, закусив, отправился в Суворовский поселок (так называется это место, где стоит наш полк). Представился командиру полка, познакомился с другими офицерами и завтра должен буду принять имеющееся лазаретное имущество (недокомплект в лекарствах, инструментах, перевязоч. материалах и проч. очень большой), осмотреть больных и получить кое-какие деньги из полка. Дела предстоит порядочно.

Квартирую я вместе с офицером, пригласившим меня к себе в сожители: у одного торговца; квартирка ничего себе, порядочная. При входе в квартиру я был удивлен: услышав - что бы ты думала? - звуки музыки скрипки. Один из солдатиков самоучкой играет на скрипке. Я конечно был этому оч. рад, сам поиграв немножко. Мой сожитель угостил нас (меня и еще 3-х офицеров) прекрасным ужином даже... с шампанским и оч. недурным. Поиграли, побеседовали, попели и я сел строчить моей милой, ненаглядной Кароле эти строки. Пробуду здесь дня два-три. Уже завтра часть нашего полка двинется дальше. Затем постепенно пойдут другие части. Я двинусь вместе с последним, т.е. дня через три. Путь наш по предположению будет такой: сначала по железной дороге до Манчжурии, Харбина, Ляояна (все это станции Китайско-восточной ж.д., которые ты можешь найти в путеводителе на карте). От Ляояна уже будем идти на лошадях верхом к реке Ялу. Итак, я попаду в самую действующую армию.

Я здоров и благополучен. Бесконечно целую тебя, мой ангел милый,

крепко жму твою руку и остаюсь горячо любящим тебя. Твой Н. Кураев. Передай мой привет Грете и ее

супругу. 23 февр. Сегодня получили новые известия. Двинемся отсюда

только через 1 1/2 - 2 недели, так как китайцы (генерал Ма) взорвали желез. дорогу и двигаться по ней нельзя. Впрочем, каждый день можно ожидать перемен в распоряжениях. Пока сидим здесь. До свидания, деточка! Целую тебя! Твой Н. Кураев.

ст. Борзя. 22-23 февр. 1904. Приехав в 5 вечера, перезнакомившись с

офицерами, вызвав расположение и доверие, выразившееся в приглашении разделить кров, представившись командиру, дед уже к ужину имел ясное представление о скорбном состоянии лазаретного имущества. О недокомплекте лекарств, инструментов и перевязочных материалов он знал прежде, чем поиграл на чудом подвернувшейся солдатской скрипке и выпил в честь приезда шампанского, оч. недурного.

Уже на второй день пребывания в полку дед понял самое главное война движется непредсказуемыми путями, и то, что генерал Ма "взорвал дорогу" мало что значит. Похоже, что военные премудрости доступны не только тонким, изощренным специалистам, но и просто взрослым людям, не лишенным здравого смысла и способности трезво смотреть на вещи. Прав был дед, никакой Ма никакой дороги не взрывал, "взорвала" ее, то есть создала напряженнейшую ситуацию с перевозками не диверсия врагов, а недальновидность собственных правителей.

Меньше всего мне хотелось бы сохранять видимость спокойного почтения и притязать на объективность в отношении к авторам приводимых мною свидетельств. Точек зрения на предмет можно придумать бессчетное множество, но произошедшее - произошло, и другим ему уже не быть. А голос и вид самих документов так откровенен, так выразителен, так замечательно рекомендует авторов, что любая тенденциозность комментатора или публикатора может значить не больше, чем напутствие вслед улетевшей стреле или пуле. Выпущенные однажды, они дальше летят уже сами по себе и делают свое дело, направляя наше сознание к реальности, а не в сторону примечаний к ней.