Лидия Чарская - Мотылёк

Шура с удивлением взглянула на юную знаменитость. Она никак не могла понять того, что успех и всеобщее восхищение могут быть хоть сколько нибудь нежелательны и скучны.

А между тем, усталое скучающее личико Стеллы невольно подтверждало эти слова.

Через каких-нибудь полчаса девушки разговорились при помощи карандаша и настолько, что казалось, что они уже давно знакомы друг с другом. Шура Струкова узнала много интересного от своей новой приятельницы. Узнала о том, что спутница Стеллы Браковецкой, высокая черноволосая дама, была сама в свое время знаменитой певицей, потом, потеряв голос, сделалась танцовщицей. Когда же постарела на столько, что сама не могла уже выступать на подмостках в качестве босоножки-плясуньи, то обучила этому искусству Стеллу, бывшую наездницу цирка, работавшую там с восьмилетнего возраста под руководством отца-жокея. Стелла сообщила Шуре, что они только что совершили турне по России и едут теперь в Петроград, где дадут несколько вечеров, а оттуда снова в Италию, на родину Франчески Павловны, как звали бывшую певицу, в Неаполь. Долго беседовали девушки пока, наконец, сон не смежил веки Стеллы. Её золотистая головка бессильно опустилась на подушки, и немая забылась, едва успев улыбнуться на прощанье Шуре.

Теперь и Шура стала подумывать о сне. Она развернула свои вещи и разостлала их на верхней полке. На противоположной полке кому-то было приготовлено место. Франческа Павловна вышла совершать свой вечерний туалет, и Шура, не дожидаясь её возвращения, заснула, едва успев коснуться усталой головой подушки.

Шура проснулась от сильного удара в дверь и открыла глаза. В вагоне царила темнота, так как фонарик был задернут темным абажуром. В дверь стучали.

— Это ты, Мишель? — спросила Франческа Павловна сонным голосом.

— Я, собственной персоной, отвори, мама, — послышался звонкий юношеский голос из-за двери.

Задвижка щелкнула и Мишель стремительно вошел в темное купе.

— Ба, сонное царство! Они уж улеглись с петухами… Охота тоже! Ночь-то какая, взгляни, мама! Звезды, луна…

— Тише, Мишель, не разбуди девочек.

— Каких девочек? Пока мы заботились об одной Стефаании… Кто еще здесь?

— Мы без тебя нашли тут молодую попутчицу. Она спит наверху; пожалуйста, не разбуди ее, — шепотом пояснила мать.

— Ага, понимаю, — беззвучно рассмеялся Мишель, — моя дорогая мамочка очень предусмотрительна и не теряет времени даром. Стефания, действительно, судя но её болезненности, не долговечна, и нам нужно обзавестись новой «босоножкой».

— Т-с-с-с, Мишель, помолчи ты, Бога ради…

— Не бойся, мамуля; молоденькие девушки имеют способность спать, как сурки, и никто поэтому нас с тобой не услышит. Но ты скажи мне откровенно, мамулечка, ведь я угадал? Да? Стеллино здоровье внушает опасение, ей надо лечиться и отдыхать, а вместо неё ты создашь новую знаменитость? Не правда ли? Скажи!

— Послушай, Мишель, ты кажется вздумал осуждать меня за это? Разве ты не знаешь, для кого хлопочет твоя бедная мама? Ради кого она так старается? Твой папа был настоящий русский человек и славянин по натуре. Он давал за гроши уроки музыки и больше заботился о чужих бедняках, нежели о собственной семье. И когда он умер, а я потеряла голос — я с тобой, тогда еще малюткой, остались вовсе без гроша и…..

— Знаю, мамочка, все знаю, — перебил снова шепотом тот, кого звали Мишелем. — Знаю, что ты, чтобы прокормить себя с сиротой сыном, стала учиться танцевать и в конце концов сделалась большой артисткой. А теперь учишь своему искусству других… Потому что тебе надо поддерживать твоего неудачника, Мишеля, которого выгнали из гимназии в России и из коллегии в Риме и который на каждом шагу доставляет тебе столько хлопот.

Его голос дрогнул при этих словах. Чутко насторожившейся Шуре показалось, что Мишель, сам назвавший себя неудачником, поцеловал мать. Что-то в роде всхлипыванья послышалось с нижнего дивана.

Плакала Франческа Павловна, как показалось Шуре. Как бы в подтверждение её догадки, Мишель заговорил тем же горячим, прерывистым шепотом:

— Милая ты моя мама, не смей плакать. Ты ничего не делаешь дурного, напротив того, благодетельствуешь этим ничтожным девчонкам. Разве ты не осчастливила Стеллу? Что она представляла собою прежде? А теперь! Чего только у неё нет! Птичьего молока не хватает разве: какие костюмы, бриллианты, драгоценные вещи! Но ведь ты же не теряешь времени и сама говоришь, что сегодня уже встретила молодую особу, которая может быть окажется нам полезной, когда Стелла не будет в состоянии работать, как сейчас.