Василий Митин - С глазу на глаз

- Вы чего хотите от наших органов? Ведь вам известно, что мы не вмешиваемся во взаимные распри верующих. Другое дело, если вы располагаете конкретными данными, повторяю-конкретными, о преступной деятельности антисоветских элементов; если вы знаете места, где сектанты укрывают дезертиров, я с большим вниманием выслушаю вас и запротоколирую нашу беседу.

Священник был застигнут врасплох: он либо ничего не знал о подполье "истинно православных", либо не хотел связывать себя свидетельскими показаниями.

- Об этом мне ничего не известно. Они слишком осторожны и глубоко закопались в своих катакомбах.

Я слыхал, что в нашем районе скрываются дезертиры и им помогают сектанты. Мы разъясняем верующим, что сектанты - еретики, не богу, а сатане служат и фашистам. Если бы вы своей властью их прижали, большое дело совершили бы ради победы. Нет, я не собираюсь вас учить, а только хотел сказать, что бы вы не равняли нас, церковников, с сектантами, чтобы их подлая работа не запятнала имени нашей православной церкви.

...Михаил Серапионович удалился степенно, с сознанием хорошо выполненного долга.

Только закрылась дверь за священником, появился участковый. Он доложил, что доставил в отделение преступника, который в колхозе Авангард, занимался хищением хлеба. Привез и свидетельницу.

Вошла пожилая загорелая женщина с улыбчивым лицом и остановилась в дверях.

- Здравствуйте, надежда Егоровна! Присаживайтесь вот сюда, к столу.

- Здравствуйте, товарищ начальник! А как вы меня узнали, кажись, ни разу не встречались?

- Дело нехитрое, от участкового узнал. Ну расскажите, как преступника задержали?

Надежда Егоровна уселась на стул около письменного стола, сняла с головы легкий платок, отерла лицо, шею, а платок расстелила на коленях.

- Я работаю на току вместе с молодежью, вроде бригадира, а в бригаде одни девчонки. За день мы так умаялись, что остались ночевать на току. Поели у кого что было. Завтра рано вставать. Девки улеглись в омет, а я тоже устроилась на соломе неподалеку от вороха. Вздремнула, каюсь. И тут меня словно в бок толкнул кто. Темнота, месяца ведь нынче нет, только звездочки моргают. Слышу, кто-то у вороха возится.

Что делать? Закричишь-убежит. У меня в руках палка. Потихоньку подобралась я к вражйне, а он так усердно мешок набивает, что меня не чует. Я как размахнулась да хрясну по башке-рука у меня тяжелая: он и сомлел. Шумнула, девки прибежали, связали подлюгу, за участковым сбегали. Вот и все, больше я ничего не знаю.

- А знаете, кого задержали?

- Кто его знает. Сам ничего не сказывает, молчит, только догадываюсь: из энтих, из сектантов, волосьями оброс. Дезертир, от войны хоронится. А чего вы, товарищ начальник, их не припугнете? Пусть бы молились как знают, а то ведь воруют и Гитлеру пособляют.

Привели длинноволосого бородатого мужика лет тридцати, а может, и меньше.

- Фамилия?

Молчит.

- Как зовут?

- Бог знает.

- Где живешь, откуда?

- Бог знает.

- Почему воруешь у колхозников хлеб? Тоже бог знает?

Молчит.

- По законам военного времени ты должен быть расстрелян. А можешь и в живых остаться, если пойдешь на фронт и искупишь свою вину перед народом, перед Родиной.

- Власть ваша, а воля божья. - И все-таки в глазах парня затаился смертельный испуг, но он прикрыл глаза рукой, твердо проговорил еще раз, словно убеждая себя: - Власть ваша, а воля божья!

Иван Петрович вызвал вахтера. Явился молоденький паренек. Его звали все Сереней. Он всегда подпирал правую щеку языком и оттого казался совсем мальчишкой. Сереня уставился па волосатого пария и выпалил:

- Гришка! Что ж ты с собой сделал?

Тот вздрогнул, на щеках мелькнуло что-то вроде стыдливого румянца, и лицо снова застыло, а глаза - в потолок.

- Иван Петрович, товарищ начальник! - заторопился Сереня. - Это наш, семкинский, зять Воронина.

Ишь ты, волосья отрастил, в секту подался! А мы-то считали его убегшим от тестя.

...Темной ночью в селе тихо, только изредка где-то тявкнет собачонка да лениво и хрипло отзовется ей другая. Избы чуть-чуть проглядываются, и то в самой близи, похожие на огромных неуклюжих сонных животных. Не светятся огоньки и в домике, где разместилось районное отделение НКВД. Окна тщательно задрапированы толстыми листами синего картона.

Не спят двое: начальник и дежурный Сереня. Он дремлет у телефона, локти на столе, голова то и дело вскидывается вверх и снова медленно опускается. Киреев у себя в кабинете склонился над официальной бумагой и внимательно се перечитывает: