Карсон Маккаллерс: Отражения в золотом глазу

В это зеленое сумасшедшее лето Фрэнки было двенадцать лет. Так случилось, что именно этим летом она надолго оказалась от всего в стороне. Не была членом клуба и вообще ни в чем не принимала участия. Она чувствовала себя какой-то неприкаянной, как человек, который отирается в чужих дверях, и ее мучили страхи. В июне деревья стояли опьяняюще зелеными, но позже листья потемнели, и город тоже потемнел и съежился под слепящим солнцем. Поначалу Фрэнки хваталась то за одно дело, то за другое. Тротуары утром и к вечеру казались серыми, но полуденное солнце наводило на них глянец, асфальт нагревался и начинал блестеть, как стекло. Постепенно тротуары так накалялись, что жгли Фрэнки пятки, вдобавок ко всему у нее начались неприятности. У нее было так много личных неприятностей, что она предпочитала сидеть дома, где не было никого, кроме Беренис Сэйди Браун и Джона Генри Уэста. Они сидели втроем за кухонным столом и без конца говорили одно и то же, и к августу слова уже сами собой рифмовались и теряли смысл. Казалось, что каждый день всему наступает конец и мир застывает в неподвижности. Это было не лето, а какой-то больной зеленый сон или безмолвные безумные джунгли под стеклянным колпаком. Но вот в последнюю пятницу августа все изменилось, да так неожиданно, что Фрэнки до вечера ломала над этим голову, но так ничего и не поняла.

— Все так странно, — сказала она, — все вышло так странно.

— Вышло? Что вышло? — спросила Беренис.

Джон Генри молча слушал и наблюдал.

— Просто голову сломала.

— Над чем?

— Над всем, — ответила Фрэнки.

— По-моему, просто солнце напекло тебе макушку, — заметила Беренис.

— По-моему, тоже, — прошептал Джон Генри.

Фрэнки чуть не согласилась, что, пожалуй, так оно и есть. Было четыре часа дня, в мрачной квадратной кухне стояла тишина, Фрэнки сидела за столом, прищурив глаза, и думала о предстоящей свадьбе. Ей виделась притихшая церковь, причудливый снег косо падает на витражи. Жених — ее брат, с ярким пятном на месте лица. Невеста, тоже безликая, рядом с ним в длинном белом платье со шлейфом. Что-то в этой свадьбе вызывало у Фрэнки ощущение, названия которому она не знала.

— Посмотри-ка на меня, — сказала Беренис. — Ты ревнуешь?

— Ревную?

— Ревнуешь, потому что твой брат женится?

— Нет, — ответила Фрэнки. — Просто я еще никогда не видела двух таких людей. Когда они вошли сегодня в дом, у меня появилось такое странное чувство.

— Ты ревнуешь, — заявила Беренис. — Иди и посмотри на себя в зеркало. Я все поняла по цвету твоих глаз.

Над раковиной в кухне висело мутное зеркало. Фрэнки посмотрелась в него, но увидела свои, как всегда серые, глаза. В то лето она так вытянулась, что выглядела долговязым уродцем: плечи узкие, ноги слишком длинные. Она носила синие шорты и майку и ходила босиком. Ее подстригли под мальчика, но уже давно, и сейчас в ее волосах даже пробора не проглядывало. Отражение в зеркале было искаженным, но Фрэнки хорошо знала, на что она похожа. Подняв левое плечо, она обернулась.

— Таких красивых, как она, мне еще не приходилось видеть, — сказала она. — Не могу понять, как все это вышло.

— Чего не можешь понять, дурочка? — спросила Беренис. — Твой брат приехал домой с девушкой, на которой собирается жениться, и сегодня они обедали вместе с тобой и с твоим папой. Их свадьба будет в это воскресенье в доме ее родителей в Уинтер-Хилле, [1] Уинтер-Хилл (англ.) — Зимний холм. и вы с папой поедете на свадьбу. Вот и все. Так что тебя тревожит?

— Не знаю, — ответила Фрэнки. — Но могу поручиться, они с толком проводят время.

— Давайте и мы с толком проводить время, — предложил Джон Генри.

— Это мы-то с толком? — переспросила Фрэнки. — Мы?

Они все так же сидели за столом, и Беренис сдавала на троих карты для игры в бридж. Сколько Фрэнки помнила, Беренис всегда служила у них кухаркой. Беренис была очень черной, широкоплечей и низенькой. Она говорила, что ей тридцать пять лет, но утверждала это уже года три. Волосы она расчесывала на пробор, заплетала в косички и прилизывала кремом, лицо у нее было плоское и спокойное. Только одно портило внешность Беренис — ее левый ярко-голубой стеклянный глаз. Он дико смотрел в одну точку, выделяясь на ее темном спокойном лице, и никто на свете не мог понять, почему она выбрала именно голубой глаз.