Ласково встретила Дуню Елизавета.
- Вот радость-то! Гостья желанная!
- А мне совсем не радостно. Умер у Феклы Васенька от голода.
Елизавета даже не попыталась выразить хоть какнибудь соболезнование:
- Бог дал, бог взял. Царство небесное младенцу невинному. Ах вот почему ты такая грустная. А как у тебя дома-то?
- Все по-старому. Макаровна вот взялась покупателей подыскать: хочу дом и скотину продать. Надо как-то устраиваться. Там не житье мне, люди как враги лютые. Присмотрюсь вот да, может, у вас и останусь. На что мне хозяйство? Одна канитель. Много ли мне одной надо? Только бы на душе спокойно было.
Дуня выложила из корзинки спелые яблоки.
- Прими, угощайся, мать.
- Спасибо, голубушка. Господь бог вознаградит за доброту твою.
Перекрестилась, взяла яблоко и крепкими зубами впилась в ароматную мякоть.
- А ведь жалко поди расставаться со своим добром?
- Кабы не жалко? И сомнений у меня много: ну, если все порешу, а потом что? Я ведь как с завязанными глазами: ничего не вижу и не знаю, на что опереться, не знаю, как жить, чему верить. И ты все загадками да тайнами.
- Нам нельзя не остерегаться. Не дай бог, попадется иуда-предатель, всех разгонят.
- Вот-вот! А я могу ли рисковать? И посоветоваться не с кем: только от тебя слышу ласковое слово, да Макаровна не чуждается.
- А ты не торопись с распродажей своего имущества, и мы подождем. Вот когда окрепнешь в нашей вере, тогда и решайся. Ничем мы тебя не неволим.
За окошком черная, непроглядная ночь. Ветер треплет одинокую ветлу возле Феклиной избы. Хлещет крупный проливной дождь. Пришла Елизавета с каким-то древним стариком, и стали отпевать ребенка.
Старица поет вполголоса хорошо поставленным альтом, а старикашка-жалким, дребезжащим голосишком. В избе накадили ладаном. Откуда-то появился чернобородый широкоплечий мужик. Его лица Дуня не могла рассмотреть-н избе полумрак. После отпевания тело мальчика завернули в холстину, мужик взял его под мышку и вынес в егород. Там была вырыта ямка, в нее и опустили малютку, без гробика, засыпали мокрой землей и утоптали, чтобы не было видно холмика. Дуня молча роняла слезы...
Старик и Елизавета словно растаяли во тьме. Дуня скрылась за перегородкой, легла, закутавшись с головой, а уснуть не могла. В избе началась возня:
Фекла укладывалась спать, да не одна, а с мужиком.
Говорили полушепотом. Дуня накинула на плечи пальто и выскочила во двор под холодные потоки дождя.
Когда вернулась в избу, с кровати доносился мужицкий храп и ровное, глубокое, с присвистом дыхание Феклы.
Утром мужика в избе не оказалось. Дуня набросилась на Феклу:
- Нет у тебя ни стыда, ни совести! Только что ребенка похоронила, и горя мало-с хахалем спать улеглась! Разве не грех? Неужели это по вере? Да и что увас за вера такая? Все расскажу старице!
У Феклы удивленные глаза, а на губах самодовольная улыбка.
- А старица все знает. Никакого греха нет спать со своим мужиком. Ведь ночевал-то мой Софрон.
- А почему он ушел, если твой?
- Спасается.
- Часто он тебя навещает?
- Когда как, - и подозрительно глянула на постоялицу.
Та спохватилась, что спрашивать об этом не следовало, вспомнила советы Ивана Петровича и поторопилась исправить ошибку:
- Конечно, надо остерегаться, а ты очень уж проста: зачем было говорить мне о муже, что укрывается? Другому не проболтайся.
- Небось!
Елизавету встревожили сомнения, высказываемые Евдокией. Уж больно лакомый кусок, как бы не попал в другие руки. Стоит с нею повозиться. Большие виды у старицы на Евдокию. О них она пока не сказала, даже Федору, признанному сектантами старшим наставником.
- Сходила бы ты, Авдотья, домой, проведала оы, как там Макаровна хозяйничает. Свой глазок-милый дружок.
Дуня насторожилась: выпроваживает? Причины,
кажется, для этого не было.
- На Макаровну я надеюсь.
- Но у меня к тебе есть небольшое поручение.
Только дело секретное, а я тебе верю, знаю, что не подведешь, говорила Елизавета, а сама зорко наблюдала, какое впечатление произведет это на Дуню.
Та выдержала взгляд монашки и равнодушно ответила:
Смотря какое. Если по моим силам, так выполню.
- Другого ответа я от тебя и не ожидала. Ты знаешь Аннушку Прищемихину?
- Ту, что в милиции служит?
Ту самую. Передашь ей мою грамотку и ответ принесешь.
От изумления Дуня не знала, что и сказать, а старица ее успокаивала:
Не бойся ты! Аннушка предана нашему делу до конца.
- Но ведь она же в милиции!
Читать дальше