Юрий Нагибин - Председатель

Трубников заинтересованно следит за ней, сидя на лавке; он убирает руку с культи - видимо, боль его отпустила.

- ...Такая, Егор, наша житуха, - напрашиваясь на сочувственный разговор, вздохнул Семен, - хоть репку пой... - махнул он рукой.

- На шармачка, известно, не проживешь... - замечает Трубников.

- А как же еще прикажешь?

- Колхоз надо подымать!

- Что? - Семен поднял_чуть захмелевшие, невеселые глаза. - Какой еще колхоз?

- Не ерничай...

- Я думал с тобой по-серьезному, - обиженно.говорит Семен, - думал, может, помощь какую окажешь, хоть присоветуешь... Неужто нет у тебя для меня других слов?

- Других слов нет и быть не может, - жестко говорит Егор. - Советскую власть не отменяли. А пока есть Советская власть, будут и колхозы. И тому, кто землю ворочает, нет другого пути.

- Помолчал бы уж о земле, - тихо, но с не меньшей жесткостью говорит Семен. - Что ты в земле понимаешь? Ты еще пацаненком от земли оторвался. Тебе чины и награды шли, а мы эту землю слезой и кровью поливали...

- Нешто он поймет тебя? - вмешивается Доня. - Начальство. Известно, по верхам глядит.

- Бросьте, какое я начальство?! А только еще раз напомню: живем мы при Советской власти.

- Плохо нас твоя Советская власть защитила, - медленно проговорил Семен, - ни от фрицевых пуль, ни от фрицевых лап... - Он мельком взглянул на Доню, и скулы его порозовели. - Не защитила. Хватит! Ничего нам от вас не надо, только оставьте нас в покое с нашей бедой, будем сами как-нибудь свою жизнь ладить.

- В одиночку никакой вы жизни не заладите, да и не дадим.

- Вон как!.. Это по-братски, спасибо, Егор. Только тебе-то какая в том корысть? Ты в наших делах посторонний...

- Ты так думаешь? - улыбается Егор.

Острый, чуть испуганный взгляд Семена.

- Я у вас председателем колхоза буду, если, конечно, выберете.

На плоском широком лице Семена - глубокая, искренняя жалость.

- Друг ты мой милый, за что же тебя так? Чем же ты им не угодил? Сколько крови пролил. Руки лишился. Ты ли у них не заслужил?

- Брось чепуху городить! Я сам попросился.

- Вот дьяволы, что с людьми делают! Разве на них угодишь?

- Да перестань ты, дура-голова! Говорю тебе: по своему желанию пошел.

- Хочешь от меня совет?.. Переночуй, отдохни и утречком прямым рысом на станцию.

- Шутишь?

- Нет! - с твердой печалью произносит Семен. - Какие уж тут шутки. Не лезь ты в нашу грязь. Мы к ней прилипшие, а ты человек пенсионный, вольный. Ничего не добьешься. Только измучаешься и здоровье даром загубишь.. Может, думаешь, тебе тут кто обрадуется? - Голос его окреп гневным напором. - Мол, приехал герой, избавитель... Да кому ты нужен? Устали мы, изверились. Любой пьяница, бабник, вроде того хромого старшины, людям доходчивей, он по крайности никого не трогал. Я четыре класса кончил, а знаю: помножай нуль хоть на миллион, все равно нуль останется... Уезжай-ка ты подобру-поздорову, не срамись понапрасну.

- Да... - коротко вздохнул Егор. - Хорошо поговорили. Но только, - и в голосе его звучит угроза, - в колхозе я вас всех заставлю работать: и тебя, и ее, - кивок на Доню, - и старших ребят. Не думайте отвертеться, я человек жестокий.

- Ладно вам, - зевая, говорит Доня. - Разошлись петухи! Спать надо ложиться.

- И то правда, - как-то разом остыв, соглашается Семен. - Утро вечера мудреней.

Доня стелет Егору на лавке, Семен забирается на печь, вскоре туда же отправляется и его супруга.

Егор Трубников начинает разуваться. Сапоги разбухли, и одной рукой сделать это нелегко. Он упирается пальцами в подъем, носком другого сапога силится сдвинуть пятку.

- Он так и будет у нас жить? - явственно слышится с печи шепот Дони.

- Куда ему деваться? А потом он же мне деньги на дом давал...

- Слушай, Сень, а он нам жизнь не изгадит?

- Брат все-таки... - неуверенно произносит Семен. Трубников приподнимается на лежанке и толчком распахивает окно.

- Чего там? - крикнула Доня.

- Душно у вас, окно открыл.

- Ишь, распорядитель! Избу выстудишь!

- Ладно!.. - Трубников захлопывает окно...

Утро.

Русоволосый, голубоглазый мальчонка помогает Трубникову натянуть сапог.

- Еще раз, взяли! - командует Трубников. Они тянут сапог за ушки и обувают ногу.

- Молодец, Петька, силен, - хвалит Трубников мальчонку.

- Это на войне тебе руку оторвало? - спрашивает мальчик.

- Ага.

- У, фрицы проклятые! - повторяя не раз слышанное от взрослых, говорит Петька

Попив воды из кадки, Трубников накидывает шинель и выходит на улицу.

Улица густо замешана толстой черной грязью. По закраинам апрельское солнце уже просушило землю, выгнало из нее зеленую траву, желтые и синие цветочки. Сейчас видно, что уцелело куда больше изб, нежели казалось ночью.