Василина Орлова: Голос тонкой тишины

- И этим проявил ту инициативу. ..

- Ту еще инициативу! - задорно выкликнула девочка.

- Орден!

- Отныне я навсегда принадлежу ему, - завопила девчонка-пепсиколка и прыгнула Николе на шею. - Я - Анна второй степени!..

- С тем мы отправляем его далеко и надолго...

- В ссылку...

- За что?! - возмутился Никола.

- Не благодари. Не за что... - отрубил председатель.

Со сцены повалили белые клубы дыма. Вместо того чтобы стелиться по полу, дым подбирался к Николе с девочкой на руках и облеплял их. Раздался крик. В нем было столько ужаса и боли, что волосы моей меховой шапки, лежащей на свободном стуле, встали дыбом.

Оратор достал из верхнего кармашка пиджака лупу и посмотрел сквозь нее на дым. Тот немедленно стал синим.

- Решетка навек опустилась за ними, - закричал второй. - А снаружи остался нарисованный неумелой рукой орел, оборотная сторона этой монеты...

Дым исчез. Внезапно и разом. И почти никого на сцене - только оратор. Вот он нагнулся и поднял с пола ярко блеснувшую монету.

- Орел или решка? - спросил он у зала.

Толпа, приведенная в восторг высококачественным представлением, отвечала вразнобой.

Он подкинул монету вверх, и та, сверкнув, исчезла.

- Никто не угадал!

Снова заиграла музыка. Все та же певица принялась выкрикивать странный речитатив:

Напишите мне эпитафию,

Хоть хореем, хоть амфибрахием,

Под веселую фотографию

Напишите мне...

На оратора как-то сразу перестали обращать внимание. Подозвав своего компаньона, он направился к нашему столику.

- Добрый вечер, мадемуазель, - галантно приподняв парик, сказал он. Второй в точности повторил движение. - Разрешите присоединиться к вашей компании?

Вблизи эти лица, точнее, лицо, одно на двоих, произвело на меня отталкивающее впечатление. Лучшее, что можно было сказать о нем - оно необычно. Высоченный лоб, нос крючком, колючие глаза, несимметричные брови...

- Садись, ковбой, - ухмыльнулся Кот, с которым, по всей видимости, они были давно и хорошо знакомы.

- Как понравилось наше представление мамзели? - учтиво поинтересовался артист.

- Она решила, что вы - помощники Копперфильда, - разразился шуткою Кот, и все трое - в один миг - громогласно захохотали.

- Прошу, - артист вытащил из кармана такую же, как давешняя, серебристую монетку и подал мне.

Машинально я взяла ее.

- Что вы сделали с бедным Николой? - мой голос сорвался.

- Помилуйте, сударыня, с каким Николой? - удивился кто-то из этих кини

ков. - Откуда вы знаете, что был Никола? Вы говорили с ним? А может, трогали? Не говоря уже о том, что и разговор, и тактильные ощущения доказательством ничьего существования не служат... Не было никакого Николы. Какой мальчик? Почем вам знать, может, вы сами создали его, придя сюда?..

Меня замутило. Я встала и на нетвердых ногах отправилась в туалет. Больше всего боялась, что в спину мне раздастся все тот же железный хохот, сползающий в беспредельную тьму вой и скрежет. Я чувствовала себя совершенно незащищенной.

В кабинке меня просто начало трясти. Я боялась, что сверху что-то спрыгнет или подползет снизу, а то и выскочит прямо из унитаза. Клацая зубами, пулей вылетела обратно. Оставаться среди этих людей мне было страшно. Но и уйти - страшно. Подойдя к столику, я обнаружила, что за ним сидят другие. Сколько же я отсутствовала?

- Простите, вы не видели здесь троих... Двое твидовых... И один кот?

- Мы здесь с начала, - переглянулась компания. - Садитесь с нами, весело предложил один. И осекся, глянув мне в глаза. Похоже, в них таилось безумие.

Иуда и манекен

Так, подумала я, давай по порядку. Безумие близко, но ухнуть в него нельзя. Эта пропасть дна не имеет. Бог с ним, с Николой. Мы даже не были знакомы, зачем мне с ума сходить?

Я ехала в пустом вагоне метро. Под грохот поезда хорошо думалось. Итак, в Москве двухтысячного года, в той самой, а вернее, в этой вот Москве... Невероятно. И все-таки это было. Или нет? Что, если все происшедшее следствие моего общего стрессового состояния? Жизнь моя и без того была невеселой. Третьего дня я застала моего начальника, что называется,в пикантном положении: на коленях у него сидела крашеная голубка, а сам он ей что-то ворковал. Честное слово, мне нет до этого никакого дела. Два дня я не появлялась на работе, ухаживая за своим заболевшим другом, а вчера начальник при всех назвал меня воровкой - из Катиного кошелька пропали деньги. Коллеги, которые еще позавчера величали меня Аленушкой, теперь воротили нос. Оправдываться или объяснять им что-либо я не стала. Молча выложила "пропавшую" сумму на стол - это были мои последние - и тем самым признала его правоту.