Георгий Осипов - Приключение пляжное и любовное

Я вышел на тонкий, как будто из картона, балкон с рюмкою перцовой в руке. На мгновение взгляд замешкался на лице, отразившемся в стекле балконной двери - раскрасневшемся, с испуганно-недовольными глазами. Дождь, едва накрапывавший днем, превратился в подлинный ливень. Гремел гром, и частые молнии своими вспышками озаряли причудливое шествие на проспекте, свидетелем которого оказался я. Цирковые кони ступали шагом, сверкая мокрыми боками. На наездниках были надеты дождевики. Фургоны, покрытые яркими фамилиями и плоскими фигурами арлекинов, тяжело поворачивали колеса, катили по блестящему асфальту. Мне вдруг почудилось, что я все еще в телефонной будке, и единственным правдивым событием этого дня является дождь. Словом, я протрезвел.

- Моя бабушка уморительно могла пересказывать разные нэповские анекдоты про котят в цилиндре. Я охотно жертвовала вечеринками старшеклассников ради её историй.

Я стоял на балконе, точно как на свернутом ковре у окна, и тщетно пытаешься глядя на асфальт, нанести на него узор ковра... Молния осветила и мою перцовую - на площади было пусто. Я повернул голову и увидел на шкапе с потускневшею полировкою и похожими на коконы пыльными фужерами стакан для салфеток, а оттуда выглядывал циркуль, надетый на карандаш. Мои руки были обнажены - рубашка осталась в соседней комнате, я вообразил как розовеет она, наброшенная на абажур, как розовым цветом наливается, готовая скатиться, капля пота на лбу верного Слезы... Кровь сочилась даже не из всех букв, то место, где я прокалывал точку над "i" вспухло. Как мне хотелось, чтобы ливень обернулся "ведьминой кровью" - женская фигура без лица, съезжающая по перилам, точно мчащаяся на помеле, и догадка во взоре при словах "кровь", и песок из фильмографии Руди Валентино.

Мы выбрались из такси в тот безрадостный час, когда рестораны покидало хмельное общество, хорошие господа ловили машины. Можно было видеть луну в клочьях облаков, стремительно разгоняемых ветром.

В девице, поставившей голенастую ногу на гранитный осколок с фамилией какого-то хирурга, чтобы застегнуть хитрый ремешок туфельки, я признал знакомую Нину Нитце. Смелыми шагами я приблизился к ней и трагическим шепотом сообщил ей о смерти... Потом показал ей свое траурное увечье. Девица Нитце не поняла в чем дело и долго щелкала то и дело гаснувшим на ветру "ронсоном", похоже, заржавленным. Наконец ей удалось разглядеть надпись на моей изуродованной руке: "Девицу тебе следует завести, Гершон, девицу, Гари, и танцевать с нею боп, тексас-хоп, эль-атусси, или как ты мне пел: филли дог, бэби, ду зе филли дог - у тебя получается, не бзди..." (Милый юноша, я вынуждена прервать Вас! Какая досада - похоже, я забыла на пляже свои часы, те самые - с пустым циферблатом, надо бежать)... Я огляделся вокруг, как будто "девица" скрывается где-то рядом, но увидел лишь удаляющиеся гусиным шагом - брызги во все стороны, Слезу и Азизяна. Они маршировали мимо безразличных бражников, время от времени разрезая влажный воздух ночи гитлеровским салютом. Я поднес к губам рюмку, но она оказалась пустой --опустело и плетеное кресло напротив. Моя очаровательная слушательница исчезла. И - Боже! Я словно очнулся от гипнотического сна, и смысл слов о забытых часах ошеломил меня. Едва избежав неразборчивого бампера продуктовой машины, я, что есть мочи, пустился бежать к пляжу...

. . . . . . . . .

- Вы не встречали здесь молодую женщину в полотняных брючках, с короткою стрижкою, очень грациозно умевшую перешагивать с камня на камень? С огромными гелиотропными очесами? - я нес Бог знает что, выбалтывая приметы своей спутницы седовласому старику-уборщику.

- Несчастный парень, - произнес старик, как будто представляя меня далеким игрокам в мяч (наверное, тот самый, что проплывал мимо нас, когда Натали, покачивая бедрами, отряхивала влагу...). - Он, должно быть, крепко влюблен в ту злосчастную красотку - инструктора с приборостроительной базы, что оскользнулась вон на той скале четвертого дня и разбилась насмерть - она за плетешок, было, ухватилась, бедняжка, да плетешок не выдержал - она его в руке зажала, вон оттуда, - и он проткнул воздух своим заостреным жезлом для сбора бумажек, - Да вы не туда смотрите, хлопче!

Но мне уже безразлично было, куда смотреть - в потускневшее небо без боли в глазах или на уже черную поверхность озерца и камни, по которым Натали шагнула мне навстречу без отражения в воде.