Георгий Осипов - Симптомы

Артемьев вспомнил, что обо всём этом он уже рассказывал в радио-шоу Крюка Коржева "Светлый Хаос". Телефон в студии не умолкал, пришла уйма писем с благодарностями и просьбами "почаще вспоминать все эти классные группы".

***

Разглядывая многие легенды эфира, яснее понимаешь предназначение паранджи. В гражданском обществе это сугубо мужской наряд - для дядек, которых застигло врасплох собственное безобразие. Именно мужская привилегия - шотландской юбки. Разве не удобно - "Говорит загадка музея восковых фигур, Алё! Алё!" Видимо, послевоенным пням нравится, выставляя напоказ свои трухлявые воспоминания прятать за ними кровоподтёки и ссадины от кулаков беспощадного времени. Большая ложь - этот user of loosers, всегда таких готова приютить: "Заходите, гости редакции, пожаловайте, рассказывайте про рок'н'ролл!" Кроме того, обтягивая болтовнёй свою уродливую фигуру, точно грацией, старые мисфиты мстят родителям, частенько не родным. За не остановленную вовремя, не то из милосердия, не то из родового любопытства, жизнь.

***

"нилеппеЗдеЛ" - просто, как всё гениальное. В отличие от твоих, Гадина, никому не интересных рассуждений. Люди устали от злобы и лжи, и не тебе, Кровожёр, увлечь их на гибельный путь.

Просыпается мозг, закованный в свинцовый чехол похмелья. Глаза не раскрываются, сварились вкрутую под скорлупой. Но вспомнишь, что Лед Зеппелин, задом наперёд - это нилеппеЗдеЛ и рот, пускай некрасивый, похожий на дамское чёрт знает что при дневном свете, вымазанный табачной слюной, раздвигается в непроизвольной улыбке. Немного тебе надо, Артемьев. И это твой рот, твоя улыбка, и определённо можно сказать: сегодня не умрёшь.

На этот раз, Дьявол благополучно доставил пассажира на край ночи, к самому подъезду, и взяв с пьяного по-божески.

Живой, живой, сука. Hello, World. А годы уходят. Jahre-Жя?хре. Эрфольге. Смешные немецкие термины.

Смеялись, смеялись, постепенно привычный смех стал звучать всё реже и, наконец, умолк совсем. В том то и дело, что не было у него на лице видимых изъянов - один-два шрама, на лбу - оттого, что в детстве попал снежком с камнем покойный Толя Магомаев, и пониже левой скулы - нарывал многокоренной трудный зуб. Обычный комплект морщин. Никаких признаков преждевременного старения. Волосы перестали выпадать к тридцати, обозначив кокетливые залысины, росли себе дальше. Усы... А пуркуа бы и не па? Седых волос пока ещё не было вообще. Идеальные - в ''брэнде'' оценил он их цвет, использовав словечко из жаргона старых дискоманов. Старых. Не говорят же старые птеродактили, как будто в гнезде подрастают птеродактили молодые.

Получается - за полтора года, двое хорошо знакомые ему людей легли на два метра в глину. Обоим подставил своё копыто Чорт. Артемьев призадумался. Провёл пальцем по стопке книг. Точно в детстве палкой по лестнице. Лестница. Hot rails to hell. Благодаря ей и погиб Александр "Крюк" Коржев - в глазах многих если не святой, то пророк уж точно.

День за окном показался Артемьеву неимоверно долгим, словно фотография, наклеенная изображением на стекло. Пение птиц среди ветвей и жужжание полуденных мух образовывали вкупе с шелестом листьев некую звуковую взвесь, избавить от прослушивания которой могла только смерть. Или секс. С Ларисой. Но она тоже молчать не станет. Музыка! Вот про что совсем забыл, забыл совсем... Ведь самое надёжное пугало не то, что внушает смертельный страх живым существам, а то, что позволяет забыть об их существовании. - Господи, какая же я росомаха! - помыслил вслух Артемьев зачем-то словами девицы Окаемовой из кинофильма "Журналист" - Давно пора. Но сначала он налил стопку про запас, и только потом надавил клавишу "играй".

Luisa? - Si.

Luisa Rossi? - Si.

Улыбка удалась. Получилось даже изобразить жестом, что выпил он с удовольствием - Артемьев щёлкнул пальцами. Иллюзия моментального счастья сработала, в комнате запахло кофе и духами старых друзей. Файнберг отъехал. Жаль, симпатичный аид. Не от мира сего. Следующий номер на кассете тоже не нарушил хрупкое благоденствие на пять минут. Это была звонкая пьеса с задумчиво дымчатым вокалом и клавесиновыми лесенками психоделического барокко'66. Наподобие роллинговой "Леди Джейн". То, что надо - рай для изи-райдера сорока шести лет от роду, если только стробоскоп отрегулирован правильно и не врёт. Скорость незаметно и безболезненно выравнивается. День, перевалив далеко за полдень, уже не кажется таким несносным. Воспоминания, старая музыка, не на последние и даже не на предпоследние, купленная выпивка, отсутствие женщины - что ещё нужно, для равновесия на холостятском поплавке, а? Не правда ли?