Опять блеснул свет и опять погас. Фырчанье смолкло. Хлопнула автомобильная дверца.
Как будто не все дверцы хлопают одинаково. Ну, остановилась перед домом чья-то машина - не из Дома техники, для той рано, - что тут необыкновенного? По каким же приметам Дорофее вообразилось вдруг, что эту дверцу захлопнула любимая рука?
Она бросилась и припала к черному окошку.
Не разглядеть бы ничего из светлой комнаты, если бы не снег. На белом снегу видно: стоит машина. Под окном мелькнула фигура, проскрипели шаги, и с той стороны, за стеклом, приникло лицо... Как птица, пролетела она через переднюю и веранду и распахнула дверь прежде, чем он успел подняться на крылечко.
- Пойдем, пойдем! - говорила она бессвязно и горячо, обнимая его. - В столовой, - сказала она так же бессвязно, когда он хотел снять пальто в передней, - в столовую, там теплей...
Вошли в столовую. Он медленно разматывал шарф, а она стояла близко, закинув голову, и смотрела на него.
- Ты похудел. Почему ты похудел?
- Кто дома?
- Никого. Тетя Фаля, она спит... Разбудить?
- Ну, вот еще. А отец?
- Никого нет, только я.
- Удача, - усмехнулся он. - Пировала? - он увидел розовый кружочек конфетти у нее в волосах.
- Да, были гости, ушли...
- Что ж мало пировали?
- В клуб пошли, на танцы. Молодежь была.
- А!
Он не спросил, чьи же это были гости; не спросил ничего про Ларису и Юльку. Он считал их виновницами своих семейных неприятностей - бывшую жену и девочку-сестру, которая подняла бунт против него.
Он пошел по комнатам, Дорофея за ним. Он открывал двери и заглядывал в каждую комнату, заглянул даже к спящей тетке Евфалии. Чего он искал? Оживлял ли в себе воспоминания, грустил ли о том времени, когда он тут жил, заласканный и забалованный?
- Генечка, ты, наверное, хочешь есть.
- Есть? Нет... Тебе все кажется, что если я не дома, то вечно голодный хожу, да?
Он спросил это тоном ласкового снисхождения. Каждую получку она посылала ему часть своей зарплаты, и если получка задерживалась на день-два, она волновалась - как там Генечка, не сидит ли без денег. Ей постоянно казалось, что он недоедает, что у него, должно быть, прохудилась обувь и не на что купить новую...
Она ревниво оглядела его. Костюм еще совсем хороший, и новая рубашка, сиреневая, с дымчатой полоской.
- Тебе идет эта рубашка, - сказала она и пощупала шелк искусственный или настоящий.
- Честное слово, - сказал он, - я только для того и заехал, чтобы посмотреть на тебя, на одну тебя, можешь быть уверена.
Да, к несчастью, он ни к кому не привязан, кроме нее.
- А выпить?.. Там, кажется, осталась вишневая наливка.
- Я пил шампанское и еще что-то.
- Где?
- У знакомого тут одного. Заехал, у него встреча...
- Весело было?
- Ну, что за весело. Так - посидели, покрутили патефон.
Ему никогда не было весело.
- Ты надолго?
- До понедельника. Хотел у этого типа - где я сейчас был - выяснить насчет одной работы.
- Опять?
- Что значит "опять"?
- Опять на новую работу?
- Ты посиди-ка в той дыре, где я сижу, - сказал он, повысив голос, да отбарабань там четыре месяца!..
- Четыре месяца! Геня! Какие же это сроки...
- Да, конечно. Всю жизнь там просидеть.
Она сказала:
- Для того и сидят люди в таком месте, чтобы оно перестало быть дырой.
- Чего ж ты не сидела в дыре? Сбежала из дыры?
- Когда это было - тридцать лет назад.
- Какая разница!
- Громадная разница. Ты великолепно понимаешь. Если бы я жила там сейчас...
- Пожалуйста, живи, если хочешь. А я не хочу.
Она опустила голову. Все слова были сказаны в свое время, и всё как об стену горох.
Он сказал с прежней снисходительностью:
- Что мне с тобой делать? Только встретимся, ты сразу со своей агитацией.
Она испугалась, что он уйдет.
- Ну-ну. Расскажи, как живешь. Из твоих писем ничего не видно.
- А какая там жизнь. Лес да снег.
- Общежитие у вас, говорят, приличное.
- Муравейник... Я не в общежитии, на частной квартире. У главбуха, сказал он с усмешечкой, - он бы не сдал, да есть дочка, как не сдать... У них и столуюсь. Ничего кормит дочка...
- Ну, прекрасно, - сказала она с тоской, - значит, в смысле быта все нормально. Товарищи есть?
- Товарищи... Каждый думает - как бы выдвинуться. С одним вроде подружился, излияния его слушал... Изливался, изливался, потом как разнес меня на собрании!
Ни одного слова понятного. Сидят мать и сын, и оба говорят по-русски, а она его не понимает, как будто он свалился с Марса и разговаривает на марсианском языке.
- Может, он разносил за дело?.. И знаешь - я, откровенно говоря, ничего не имею против того, чтобы ты тоже выдвинулся. Что значит в наше время выдвинуться? Заработать уважение общества...
Читать дальше