У нее был небольшой голос, но хороший слух и точное чувство хорового ритма, - сколько за жизнь перепето песен в таких же случайно сложившихся хорах! - и пела она с блестящими глазами, ощущая смысл каждого слова и разгорячаясь от этого смысла. Юлька подошла к ней, обеими руками обняла за шею и поцеловала.
- Я тебя люблю! - сказала она.
Дорофее еще хотелось петь, но кто-то сказал: "А там танцуют!" - и все стали подниматься, громко двигая стульями.
Юлька сказала: "Ребята, это свинство - все бросать на маму и тетю. Надо убрать со стола". И они быстро и весело, толкаясь в маленькой столовой и мешая друг другу, унесли посуду в кухню, подмели пол и расставили стулья по местам. В суматохе одевания Дорофея случайно подсмотрела коротенькую сцену: Лариса и Павел Петрович, оба уже в пальто, стояли друг против друга, и Лариса спрашивала упавшим голосом:
- Может быть, пойдете все-таки?
- Что я буду там делать? - спрашивал он.
- Танцевать, - сказала она нерешительно.
- Не умею.
- Я вас научу.
- Зачем?
Его глаза из-под наморщенного лба смотрели на Ларису с недоумением, почти с испугом.
Она отвернулась, натягивая перчатку, лицо у нее было жалкое. Их заслонили, Дорофея не знала, чем кончился разговор. В это время принесли телеграмму от Леонида Никитича: "Пью твое здоровье". Дана со станции Шабуничи - маленькая станция, скорые не останавливаются. Дорофее представилось, как Леня с паровоза подает человеку с фонарем бумажку и просит: "Отправь, друг, пожалуйста..."
Юлька и Андрей задержались, чтобы вымыть посуду. (Очередная Юлькина "тимуровская" выдумка.) Они мыли очень тихо; Дорофея, прибирая в комнатах, дважды заглянула в кухню - чтоб не затеяли что-нибудь предосудительное, как-никак выпили ребятишки. Но ничего предосудительного не было: Юлька, строгая, в старом синем школьном халатике поверх шелкового платьица, мыла мочалкой блюдо; Андрей, без пиджака, повязанный передником тетки Евфалии, принял блюдо из Юлькиных рук, стал вытирать полотенцем. "Не разбей, пожалуйста!" - сухо бросила Юлька. В другой раз Андрей стоял уже в пиджаке, с приглаженной прической, и Юлька счищала пятно с его рукава... Потом и они ушли. Тетка Евфалия, расстегивая кофту, вышла из своей комнатушки и сквозь зевоту сказала:
- Воротник хороший.
- Какой воротник, у кого? - спросила Дорофея рассеянно.
- У Ларисиного, - невнятно ответила тетка. - Мерлушковый. - И, раззевавшись до немоты, ушла к себе. И Дорофея осталась одна.
Спать не хотелось. Напевая, прошлась она по светлым, вдруг опустевшим комнаткам. Еще дрожало в ней что-то, поднятое песнями, вином, молодыми голосами. Сейчас бы веселиться: ведь только начали... Чудак этот Павел Петрович, ну что за человек такой, спрашивает: зачем танцевать...
Леня ведет товарный маршрут. Выпили с Квитченко по маленькой, закусили и едут... Грохоча, мелькают во мраке платформы, платформы, цистерны. В леса и перелески уходит бесконечная дорога, могучая машина ревет, эхо откликается в лесах...
Лариса и Юлька танцуют. Юлька - курносенькая, строгая и победоносная, от кавалеров нет отбоя. Лариса вся опущенная, смотрит, танцуя, в одну точку. Павел Петрович ушел домой... Если бы не Юлька, отозвать бы тогда в передней Ларису и шепнуть: очень тебе надо на танцы, пойди с ним погулять, или здесь посидите вдвоем... Юлька запретила давать советы. Не получится у них ничего. Бог с ним, только Ларису жалко... В зале тысяча человек, оркестр, серпантин, маски...
Все на глазах, кроме одного.
И песня замолчала в ней, когда она вернулась к своему горю.
А почему, собственно, сейчас не поехать в Дом техники? Еще не поздно, концерт продлится часов до четырех...
Поеду!
Откуда-то пятнышко на блузке, надо переодеться.
Надену не костюм, в костюме я каждый день, надену синее платье.
Она уже шла переодеваться, но зазвонил телефон на столике в столовой. Голос Чуркина:
- Дорофея Николаевна? С Новым годом! Дорофея Николаевна, я тебе желаю всякого счастья!.. Что говоришь? Не слышу: шумно... У меня Акиндинов рвет трубку.
Голос Акиндинова:
- Ты что это засела дома? Стареешь, Дуся!
- А я сейчас приеду.
- Ну, молодец. Давай. Машину пошлем. Тут у нас дым коромыслом.
- Слышу, что дым коромыслом.
- То-то. Ну, мы ждем. Машина сейчас будет. Выходи.
Вот как хорошо, все приглашают, никто не забыл. "Синее платье, значит, и кружевной воротничок..."
На улице перед домом зафырчал автомобиль. В черных окошках вспыхнул и погас свет фар. Уже за нею? Так скоро? Не может быть.
Читать дальше