Александр Эртель - Криворожье

– Представьте себе, ведь именно есть такая притча в священном писании, – оживленно произнес Семен Андреич, обратясь ко мне, и даже просиял, – но в этом переложении народном она еще какой-то особый, мудро-практический смысл приобрела… Это даже трогательно!..

– Как же не мудрость, – сам господь одобрил! – подтвердил Лазарь и затем неожиданно добавил: – Вот и ты, сударь, следуй… Копи не деньги, друзей копи!..

– Не держи сто рублей, держи сто друзей… В поле пшеница годом родится, а добрый человек всегда пригодится, – поддержала мужа мельничиха и умильно поглядела в осоловелые Семен-Андреичевы глаза.

– А я что же, я всегда готов. Я рад… – сказал Семен Андреич, – вы вот друзья мне и просите чего хотите… (Он внезапно побагровел и изъявил в лице своем застенчивое великодушие.) Спиридоновна, хочешь, подарю телку? Сейчас подарю… Я готов… Телка тирольская, а я ее подарю…

– Ты вот что, сударь, – перебил его Лазарь, – телка телкой, а Кабановку мне сдай… Честью я тебя прошу: сдай Кабановку.

– И Кабановку сдам!.. – куражился Семен Андреич, – и телку подарю, и Кабановку сдам… Я все сдам!.. Веришь, Устинья?

– Ах ты, мой батюшка, да кому же нам и верить-то, как не твоей милости! – ответила Устинья.

– Да. Я говорю и отдам… Мне что Дурманины!.. Дурманины мне – тьфу!.. (Гундриков с особенной настойчивостью плюнул).

– А вот Гуделкин, Ириней Маркыч, – тонко заметил Лазарь, – давно бы он, говорит, Кабановку сдал, да правов у него таких нету… Есть, говорит, ему на то запрет – это насчет Кабановки-то…

– Гуделкин?! Ириней?! – пренебрежительно воскликнул Гундриков, как-то странно скосив брови, и затем, придав и тону своему и выражению своей физиономии строгую официальность, произнес: – Лазарь Парамоныч, не угодно ли сейчас же вот у этого стола снять в арендное содержание Кабановскую пустошь?

– Триста двадцать десятин будет-с? – почтительно и тоже официально осведомился Лазарь.

– Триста двадцать.

– В трех полях-с?

– Да.

– На двадцать лет изволите сдавать?

– На двенадцать.

– Ценою как-с?

– Семь рублей.

– Хе-хе, – шутить изволите-с.

– Чего ты, Лазарь, беспокоишь Андреича, – с упреком заметила Устинья Спиридоновна, – стало быть, ты умом-то обносился… Не видишь, Андреич для шутки речь повел… Где виданы такие цены!.. Известно, коли правов ему господа не дают, – как ее сдать!..

Гундриков вознегодовал.

– Что ты говоришь такое!.. Как ты так можешь рассуждать! Ты баба и больше ничего…

– Ох, баба я, кормилец, баба… – смиренно согласилась мельничиха.

– Какая твоя цена, Лазарь? Говори скорей, я вам докажу!.. Я докажу Гуделкину!.. Представьте себе: прав я не имею! Ах, вы…

Дело с Кабановской пустошью покончилось очень скоро. Не далее как через десять минут перед Гундриковым появился лист бумаги, на котором он и начертал нетвердою рукою: «Сдал я, Гундриков, Кабановскую пустошь гг. Дурманиных купцу Лазарю Парамонычу Новичкову, ценою по пяти рублей десятина и задатку пятьсот рублей получил…»

– Друг, – в восхищении воскликнул Лазарь, спрятав расписку Гундрикова в карман, – вовек не забуду твоей услуги!.. Жена! Шипучки…

А Устинья Спиридоновна сокрушалась:

– Ах я дура, дура… Ведь сумлевалась я в тебе, Андреич, ох, сумлевалась!.. Не чаяла я, сколь в тебе силы много…

Гундриков самодовольно улыбался.

Принесли «шипучку». Это оказалось «тотинское». Мы выпили. Тотинское хотя, по своему обыкновению, и отдавало свеклой, но жажду утоляло превосходно.

– Ну, друг, еще одно дельце! – сказал Лазарь после тотинского.

– Проси чего хочешь, – великодушествовал Гундриков.

– Вызволи, сударь, до конца – поддержи нового хозяина!..

– Проси – все дам.

– Ох, немалая просьба…

– Проси говорю! – уже настоятельно и как бы с сердцем повторил Семен Андреич.

– Кабановские мужики в петле у тебя…

– Это правда, – самодовольно заявил Семен Андреич.

– Я прямо скажу: ты и царь им и бог…

– Это правда. Я доволен. Я народ русский люблю, он господ своих почитает, – высокопарно заметил Семен Андреич и погладил себя по животу.

– Ах, как и не почитать-то, вас, голубчиков, – с умилительным вздохом произнесла мельничиха, – вами, голубчиками, свет держится… Что звезды на небе, то бояре на Руси…

– Оборудуй же ты, сударь, дельце, – продолжал Лазарь, – возьми ты у меня деньги, а под работу кабановских мне найми… Я знаю их – народ они закостенелый.

– Народ закостенелый, а меня послушают.