Игорь Плотник - Книга счастья, Новый русский водевиль

Прошла целая вечность, прежде чем Фридман снова открыл рот и произнес:

-- Максимовский, как на личном фронте?

-- Бурлит, -- емко ответил Максимовский.

-- Как Марина поживает?

Светская часть диалога явно затягивалась, и я понюхал щепотку кокаина.

-- Нормально поживает. Мы, некоторым образом, с ней в разлуке.

-- Как это в разлуке? С каких это пор?

-- Только что от нее.

-- Максимовский, ну почему ты не живешь как все нормальные люди? -застонал Фридман

-- Неужели? Разве я первый, кто убежал от сварливой беременной бабы?

-- Беременной? Это меняет дело. Тогда правильно. Тогда поздравляю. Ты, конечно, не первый. Очень кстати. Не ты первый и не ты последний, очень. Очень за вас рад. Только хочу отметить, мой, я просто счастлив, неутомимый, что счастье свалилось прямо мне на голову, сегодня, вот сюда на голову, маленькое отступление, взгляните, как следует, с минуты на минуту я с нетерпением ожидаю, источник наслаждения, с нетерпением, достойным всяческих похвал и поощрений, прямо на голову, именно сегодня, ни завтра и ни послезавтра, -- если Фридман начал вещать скороговоркой, значит дело труба, -- а сегодня, сейчас, беспредельно счастлив, ее папу. Кажется, вы с ним знакомы?

-- Знакомы? Да мы близнецы.

-- Папа будет не один.

-- Неужели с мамой?

-- Обосраться можно со смеху! Папа будет с тем, с кем надо. У папы есть покупатель! Дело государственной важности! Атташе по культуре то ли из Бухареста, то ли из Бейрута, никак не запомню...

-- Из Берлина, -- раздался из-под кровати загробный голос на удивление хорошо информированного Епифана.

-- Если есть покупатель, -- веско предположил Максимовский, -- значит что-то продается.

-- Совесть продается, -- доложил язвительный Епифан.

Фридман порылся под одеялом, достал и показал металлический предмет:

-- Вот.

Сразу оговорюсь, что ничего особенного распятье из себя не представляло. Золотой крест килограмм на десять, инкрустированный жемчугами, изумрудами и сапфирами величиной с грецкий орех.

-- Невероятной красоты вещь. Вы не находите, голодранцы? Фамильная, реликвия. Ностальгия, так сказать. Теперь расстаюсь. Товарно-денежные отношения, круговорот в природе, и ничего поделать нельзя. Жажда наживы. Да-с. Если вы понимаете, о чем я говорю.

-- Забавная вещица. -- Максимовский взял распятие, поскреб ногтем и поставил на сундук между водкой и кокаином. -- Только спаситель какой-то перекаченный.

-- Забавная вещица, молодой человек, у вас на шее висит заместо галстука, а это Фаберже! Четырнадцатый век! Таких раритетов во всем мире раз-два и обчелся.

После этих слов нам снова посчастливилось лицезреть Епифана. Он вылез из-под кровати, перекрестился, сложил руки на груди и с нечеловеческим надрывом произнес:

-- Любопытный факт, господа! На ваших глазах совершается роковая ошибка истории! Величайшее святотатство и грехопадение! Здесь, -- Епифан топнул ногой, -- под сводами этого фешенебельного склепа, где похоронена вера в справедливость, вот этот толстый мудак, прости Господи, продает наследие седой старины! Продает родину! Память! -- Голос Епифана повысился до неприятного сопрано. -- Православная святыня! Совесть! И так далее! Все на распродажу! Иуда!

Столь наглого демарша со стороны Епифана Фридман не ожидал однозначно. Он подтянул одеяло к подбородку, распахнул безумные глаза, лицо его сделалось багровым и несчастным.

-- Только этого мне не хватало, -- его голос дрогнул. -- Потрудитесь объяснить, милостивый государь, что сие означает?

-- Моя мысль, между тем, простая, как ведро, и даже твои скромные мозги с ней легко управятся. -- Епифан схватил распятие двумя руками и занес над головой. Тяжелый крест повис над Фридманом, словно секира палача. -- Слушай сюда! Подобные предметы обладают исторической и культурной ценностью? Отвечай!

-- А черт их знает. В деньгах я примерно представляю, сколько это будет стоить.

-- Так. Так! Они обладают этими качествами для кого?

-- Наверное, для меня?

-- Не угадал. Они обладают этими качествами для того, кому принадлежат.

-- Но они принадлежат мне, -- резонно возразил Фридман. -- Потому что это так и есть.

-- В широком смысле они принадлежат народу, а значит, и государству. Я уже не упоминаю о православной церкви.

-- И поэтому?

-- Поэтому они не должны служить источником твоего личного обогащения! -- закончил Епифан.

-- Ой! Ой! -- Фридман, обычно склонный все на свете преувеличивать и драматизировать, театрально схватился за сердце. -- Держите меня кто-нибудь, я сейчас свалюсь с кровати. Епифан -- красный поп! Позовите доктора и нотариуса!