Константин Коничев - Повесть о Федоте Шубине

— Покорно благодарю, ваше величество, — поторопился сказать обрадованный милостью царя скульптор, — а не много ли будет, ваше величество?..

— Я принимаю во внимание не только цену за вашу работу над бюстом, но и то, что вас постигло несчастье. После пожара вам нужно поправить свои дела, обзавестись жилищем и мастерской.

— Премного благодарен, ваше величество… — и, отвесив царю низкий поклон, подумал: «Покорную голову и меч не рубит. На пять тысяч рублев я сумею еще встать на свои ноги. Я еще тряхну, стариной. Надо, надо успеть!..»

Шубин удалился из дворца в хорошем расположении духа. Деньги были без промедления пущены на домашние нужды и на приобретение гипса, мрамора и недостающих инструментов.

Бюст шубинской работы царь подарил Юрьевскому университету. Вкусы царя не расходились со вкусами придворной знати. Знатные особы считали Шубина окончательно отжившим. В Академии художеств на все его просьбы отвечали бесконечной, изматывающей нервы волокитой.

Бороться со всеми напастями? Но старость — плохой помощник в борьбе против сильных и власть имущих. Годы перевалили на седьмой десяток.

Глядя на постаревшего супруга, Вера Филипповна как могла успокаивала его:

— Хватит с тебя, Федот Иванович, будем доживать свои дни тихо, мирно. Теперь уже не те годы.

— Оно, пожалуй, да… — неопределенно соглашался скульптор, — что ушло, то ушло. Об одном жалею. Сколько я работал — как никто. Первым был. И вот на закате дней своих остаюсь в одиночестве. Однако надежд не теряю: многие завистники не оставят по себе памяти, а я и после смерти своей буду жить. Настанет время, изменится образ жизни, восторжествует правда в народе, и тогда добрым словом авось люди вспомянут меня.

И когда он принимался снова и снова за работу, Вера Филипповна приходила к нему в мастерскую и предупреждала:

— Дорогой мой, не утруждай себя, береги остатки здоровья. Береги. Кого ты опять лепишь? Что это за женщина, да еще в полуобнаженном виде?

— Пандора-купальщица. Для Петергофского парка украшение делаю, — отозвался Федот, — с хорошим литейщиком договорились. Из бронзы отольем. На века… Давно еще Гордееву дал согласие сделать эту вещь. Да все оттягивал. И времени не было, и желания не находилось. Ладно, от нужды можно и Пандору вылепить. Ведь в Петергофе у фонтанов утвердится она. Разве худо ей там место?

Вера Филипповна стояла около него, скрестив руки, и, улыбаясь, качала головой:

— Чудак ты, чудак. Уж не лебединая ли это песня?

Федот нахмурился, помолчал. Инструменты положил на верстак, присел отдохнуть на замазанную серой глиной табуретку. Вздохнул тяжело, задумался.

— Прости, Федот, я не хотела тебя обидеть…

— А насторожить ты меня насторожила. Да, это последний заказ. Но я еще поработаю! Без заказов, на свое усмотрение. Бюст Петра Первого примусь не спеша делать. Сделаю и продам любителю. Одного еще приятеля буду лепить. Очень уж лицо его запечатлевается. Ничего он особенно не сотворил, а прожил жизнь не даром…

— Отдыхай почаще, не утруждай себя. Здоровье твое на исходе, — не унималась Вера Филипповна, — иди в дом, посиди, поговори с меньшими детьми, расскажи им холмогорскую сказку. Ведь старшие-то выросли без твоего надзора; ты весь в работе, весь без остатка.

— Ладно, ступай, я скоро… Вот никак не могу управиться с левой ступней купальщицы. Управлюсь — приду.

Время двигалось, уходило… Не было больше молодящей творческой радости. Встречались нужда с горем и укорачивали многотрудную жизнь скульптора.

Федот Иванович Шубин умер в мае 1805 года, шестидесяти пяти лет от роду. Кто-то из родственников Веры Филипповны поставил на его могиле скромный памятник с барельефом. Слова эпитафии вещали, что здесь покоится:

«БЕЗДУШНЫХ ДИКИХ СКАЛ РЕЗЦОМ ЖИВОТВОРИТЕЛЬ,

ПРИРОДЫ СЫН И ДРУГ, ИСКУССТВА ЖЕ ЗИЖДИТЕЛЬ».

В наше советское время имя знаменитого русского скульптора-реалиста Федота Ивановича Шубина не забыто.

Многие его работы находятся в Русском музее в Ленинграде, в Третьяковской галерее и в Оружейной палате в Москве. По произведениям Федота Шубина народ верно судит об эпохе и той общественной среде, в которой знаменитому ваятелю приходилось жить и трудиться.

1940–1958 гг.

Архангельск — Ленинград

Грумант — остров Шпицберген, куда с давних пор на рыболовецких судах ходили промышлять архангельские и мезенские поморы.