Валерий Прохватилов: И грянул бал

- На диване они пляшут, - сказал ростовец. - Развели тут, понимаешь...

Он дал краткую, но очень точную в своей конкретности оценку факта и удалился. Я нагнулся и из любопытства ощупал мизинцем скважину: ключ был вставлен изнутри...

С той поры, как треклятая судьба сподобила меня взяться за поручение Ольги Борисовны Петраковой, говоря короче, сделала меня тайным ее посланцем, я вообще пребывал, как помню, в состоянии весьма странном, вполне раздвоенном, но уж все, что случилось дальше, поименовать, хоть убейся, нельзя иначе, как сон во сне. Повернув из нашего коридора в другой коридор, поменьше, я пошел по нему, как лунатик по краю крыши, ибо верхняя лампа тут, как видно, перегорела. Закуток освещался лишь слабым светом, падающим из главного коридора. Я был пьян - до какой-то странной и, как выяснилось, неясной мне самому предпоследней блаженной степени, не дающей самой простой возможности четко обозначить себя в пространстве. С полминуты я не мог откровенно вспомнить, кто меня сюда послал и зачем. Очевидно, внешний образ Ольги Борисовны Петраковой просто напрочь вытеснен был в сознании выразительно ярким образом все того же бесправного, а быть может, даже беспочвенного ревнивца Яшки-ростовца, что царапался только что в нашу дверь, как забытая под жутким дождем собака. Мне привиделось, что я должен попасть в редакцию в сей же час, но попасть в редакцию не могу - в силу именно того прискорбного обстоятельства, что за дверью закрылись Кайкин и Судакова. Сколько могут они пробыть там, сам черт не ведал...

Наконец я вспомнил про бутылку, и мне тут же удалось увидеть себя как будто немного со стороны. Оказалось, я стою, уперевшись угрюмым лбом в запертую дверь кабинета своей начальницы. Будто статуя какого-нибудь опального героя в дальнем углу сарая... Дело скверное, думал я. Ежели немедля сейчас не выпью, то все... Лягу здесь вот, где-нибудь на обочине, и буду лежать, как падаль. Пусть меня, кто хошь, поливает грязью из-под копыт, пусть смотрят!

С этой горькой внезапной мыслью я достал из кармана ключ и на ощупь вставил его в замок. Ключ легко повернулся, - я прекрасно чувствовал это. Повернулся раз и другой, но вот тут меня ждал сюрприз, ибо дверь, непонятно почему, оставалась запертой. Я толкнул тогда дверь коленом и, совсем как Яшка-ростовец, стал дергать ее за ручку. Поразмыслив секунду, опять побренчал ключом... Ничего, конечно, не изменилось. Чертова эта дверь стояла твердо, как монолит. Обозлившись, я снова вставлял и упорно поворачивал ключ, как штопор, - безрезультатно... Мне казалось, я чувствую, я вижу сквозь дверь бутылку! Как какая-нибудь Роза Кулешова в экстрасенсном своем припадке (о ней много тогда писали)... Вот же, вот же она, бутылка, стоит за креслом. Возле самой ножки письменного стола!

Тут раздался сзади тихий короткий смешок - я от неожиданности едва не прянул. В полумраке обозначилась Петракова. Приближаясь ко мне, она касалась стены рукой. Сердце прыгнуло у меня в груди, как большая праздная птица, в которую швырнули беззлобно камень.

- Не тот ключ, - сказала Петракова. - По ошибке я дала не тот ключ.

Тихий смех ее журчал, - тут иного слова не подберешь. Половина дальнейшей жизни, Сергей Василич, у меня ушла потом на разгадку факта: по ошибке она подменила ключ или сделала это с целью?

Кстати, новый ключ, по известному закону подлости, очень долго дверь тоже не открывал. Что-то, видимо, я слегка повредил в замке при бесплодных первых своих попытках. Чертов ключ застрял в своей скважине, будто кость, попавшая в пасть собаки. Петракова тоже, конечно, как только могла, старалась беде помочь: наши руки постоянно соприкасались, бедра сталкивались, несколько раз она, должно быть, вполне нечаянно, припадала ко мне всей грудью. Наконец я не выдержал и крепко обнял ее за талию. Губы наши слились, и я с удивлением почувствовал, как за моей спиной вдруг довольно легко повернулся ключ. Так мы и вошли в кабинет - прижавшись. Как прославленные борцы, что схватились друг с другом в предсмертной начальной стойке. Наши губы не размыкались, наши плавные руки блуждали во мгле, как щупальцы. "Там, - шептала мне Петракова, отрываясь от меня на сотую часть секунды. - Вон там..." И при этом всплескивала нежданно оголенной гибкой своей рукой, как в старинном народном танце. В ту минуту я, как во сне, как запомнилось мне все это, не особо даже и понимал, что конкретно, что именно означает это странное короткое "там". Вообще, где "там"?.. То ли это выключатель, в лунном свете ясно торчащий за дверью справа, то ли спрятанная заранее на случай такой "наливка" - между старым высоким креслом и ножкой письменного стола?.. Я стремительно (телом!) вдыхал ее вкрадчивый, сладкий, какой-то бессмертный запах, ощущая притом все больше, как ватные ноги мои слабеют...