Натиг Расул-заде - Год любви

- А зачем? Понимаю, глупый вопрос...

- Можешь взять его назад.

- Но все-таки? Она помолчала. Потом проговорила неохотно:

- Не любила я его. Думала, можно и так жить, парень спокойный, неглупый, авось привыкну. Нет... Обманулась!.. Сил больше не было. Что ты молчишь, я не права? :

- Ну... почему же...

Громкое тиканье часов снова заполнило тишину, но теперь ему показалось, они не отсчитывают время, а стоят на ровном месте, бьют своим тиканьем по одной цифре - три часа дня, три часа дня - будто солдаты, марширующие на месте.

- Ты спать хочешь? - спросила она.

- Нет.

- А почему молчишь? Видишь, прошло столько лет, а я все-таки запомнила, что тебе не нравится вопрос - "о чем ты думаешь"? Хотя мне очень хотелось спросить это.

- Пожалуйста. Я думал о времени.

- И о себе?

- Нет, только о времени, что оно не движется сейчас, стоит, как солдаты, марширующие на месте.

- Это потому, что я приехала?

- Наверно... Но вообще у меня со временем свои счеты. Впрочем, у каждого свои счеты. Каждый живет в своем времени.

- Я и это помню. Помню, когда мы расставались, ты сказал, что у тебя такое ощущение, будто проваливаешься в разорванное по швам время. Я тогда не поняла... Скажи, это ничего, что я у тебя сейчас?

- Обожаю интеллигентные разговоры.

- Нет, правда. Может, не следовало мне тебе звонить?

- Все в порядке, говорю тебе.

- Ты живешь здесь один?

- Сейчас да. Недавно бабушку похоронил. Теперь один.

Позвонили у двери.

- Ты не пугайся, - сказал он, вскочив с постели и натягивая джинсы на голое, крепкое тело, - здесь это часто бывает. Когда человек живет один в центре города, у него катастрофически увеличивается число друзей.

- И подруг, - добавила она, глядя на него без улыбки.

- Ты что, старушка? - он внимательно посмотрел на нее она отвернулась. Не надо, Таня, это смешно. - И торопливо добавил, - я сейчас их спроважу, подожди минутку...

Он поспешно вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Слишком поспешно, подумала она, почти убежал, боялся, что я отвечу - не совсем это смешно, не смешно, не смешно, о боже, помоги мне.

Когда он вошел, она сказала:

- Давай пойдем куда-нибудь, а, давай выйдем отсюда... - и нее чуть дрожал голос, и говорила она, отвернувшись к стене!

- Самир, - сказала она, когда они сидели в ресторане, маленьком, уютном, нелюдном, на окраине города, - тебе сейчас хорошо пишется? |

- Откуда такое счастье, - сказал он, улыбнувшись, - тяжело. Подолгу не пишу. Правда, издал несколько книжек...

- Погоди, - сказала она, - ты сейчас начнешь хвалиться. Они помолчали. Дождь усилился, превратился в ливень, бил в окно, возле которого они сидели, и чуть просачивающаяся струйка воды в нижней части рамы зазмеилась на столик. Она потрогала пальцем эту мокрую полоску-змейку.

- Раньше... - сказала она, - ты говорил, что я мешаю тебе работать. Помнишь? Когда в Москве я часто приходила к тебе в общежитие, ты начинал нервничать, не мог продолжать писать и дулся на меня. Ты меня никогда не любил, Самир.

- Ну что ты, Таня, - он прикрыл ладонью ее пальцы, водящие по мокрой полоске, и, заметив в ее глазах заблестевшие слезы, отвел взгляд и сказал торопливо, суетясь: - ты ешь, Таня, ты же голодна. Ну ешь, пожалуйста.

- А помнишь, - сказала она, - я придумала концовку к твоему рассказу, когда перепечатывала его, и ты поначалу рассердился, выбросил эту концовку, но потом оставил, немножко изменив. Помнишь?

- Помню, Таня, помню.

Она вдруг всхлипнула. Он легонько сжал ее пальцы в ладони, поднес ее руку к губам, и хотя в эту минуту к ним подошел и стал над столиком официант, нагло и откровенно ухмыляясь, Самир поцеловал ее руку, поцеловал несколько раз и, целуя в последний, посмотрел официанту в глаза. Тот смахнул улыбку с лица и спросил:

- Можно горячее? :

- Да, - сказал Самир, и официант ушел.

- А помнишь, - сказала Таня, задумчиво глядя в окно, за которым бесновался дождь, - помнишь, как мама уехала в деревню под Москвой на три недели, и ты три недели жил у меня, и ни строчки не написал за это время, и потому уезжал от меня ужасно недовольный, рассерженный. Самир, ты можешь просто радоваться жизни? Просто тому, что живешь на свете, тому, что случился, родился на свет именно ты, а не другой, просто тому, что дождь и сейчас вымокнешь? Тому, что, например, любишь и не можешь разлюбить, и это как болезнь, и болезнь эта продолжается целых шесть лет, и ничто не в силах твоих, и ничего не можешь поделать, ничего, ничего, ничего, ничего, ничего!..

- Перестань, прошу тебя. Не кричи, успокойся... Она закрыла лицо руками.