Николай Лейкин - Рассказы

Молодой детина в новом нагольном тулупе продает раскрашенные портреты иностранных генералов. У него же на столике рамки, фотографические карточки актеров и писателей и так картинки, изображающие немецкие идиллии. К нему подходят пожилая женщина и девушка.

— Есть у вас фотографическая карточка Тургенева? — спрашивает девушка.

— Тургенева?.. — заминается детина. — Есть-с. Вот пожалуйте, — предлагает он какую-то карточку с изображением мужчины в усах.

— Да это не Тургенев. И не стыдно тебе надувать!

— Как не Тургенев? Самый настоящий Тургенев. Ведь Тургеневы, сударыня, тоже разные есть. Есть в триках, при всем своем голоножии, есть в сюртуке, а то так и в мужицком костюме. Вот этот самый ходкий, его больше всего покупают.

— Да что ты меня морочишь? Ведь Тургенев не актер, чтобы ему в трико быть.

— Зачем мне вас, сударыня, морочить? А только у нас этот портрет в лучшем виде за Тургенева идет. Вам Петипу [1] Петипа Мариус Иванович (1819–1910) — известный танцовщик и балетмейстер. не надо ли? В четырех сортах есть. И дешево бы отдал. Вот этот товар в прошлом году куда какой ходовой был, а ныне совсем с рук нейдет. Приелся, что ли, уж и не знаем, право. Нынче все Наума Прокофьева вместо Петипы спрашивают, да где его возьмешь. Будь сотня, в день продать можно бы было. Вот на Науме Прокофьеве это я действительно согрешил и двух литераторов за него продал.

— Так нет Тургенева-то?

— Такого нет, какого вам требуется. И нигде не найдете.

Женщина и девушка отходят.

[2] Печатается по изданию: Н. А. Лейкин. Саврасы без узды, Юмористические рассказы. СПб., 1880. Вспоминая «признаки желаемой книжки» (сборник «Саврасы без узды»), Чехов в письме к Лейкину так говорит о рассказе «Птица»: «В этой же книжке, кстати сказать, есть фраза, которая врезалась в мою память: „Тургеневы разные бывают“, — фраза, сказанная продавцом фотографий» (март 1883 г.)

Богатый ремесленник Панкрат Давыдыч Уховертов только что вернулся в сообществе своего семейства от заутрени в Светлое Воскресенье.

— Христос воскрес! — воскликнул он отворившей ему двери кухарке и начал христосоваться, подставляя ей щеки, но тут же прибавил: — Чего же ты, дура, губами чмокаешь? В стихерах поется «друг друга обымем», а о целовании ничего не сказано.

— Я от чувства-с… Вот вам яичко, — пробормотала кухарка.

— Спасибо. Пелагея Дмитриевна, отдари ее парой яиц из второго сорта, — сказал он жене.

Посланные в церковь для того, чтобы освятить кулич и пасху, мальчики-ученики из церкви еще не возвращались, а потому садиться за стол и разговляться было нельзя. Это несколько разозлило хозяина.

— Вишь, идолы! Поди, остановились где-нибудь на дороге и в чехарду играют, — предположил он. — День-то великий, а то по-настоящему вихры бы натрепать следует.

— Ну, уж оставь для праздника, — остановила его жена. — Лучше я им за это вместо цельных битые яйца дам.

Около стола с яствами ходили хозяйские дети, трогали пальцами окорок ветчины и облизывали пальцы.

— Не сметь трогать ветчины! — кричала на них мать. — Кто до освященной пасхи другой едой разговляется, тот целый год хворать будет.

— Заметила, как со мной Тихонов-то сегодня за заутреней христосовался? — спросил ее хозяин.

— А что?

— Самым нахальным образом, и улыбка эдакая гордая на лице: дескать, плюю я на тебя, я теперь сам хозяйствую и вовсе тебя уважать не намерен. А ведь еще полгода тому назад у меня в мастерской работал. Ох, как люди скоро добро забывают! Да еще что! Стал со мной рядом и говорит: «Теперь ежели насчет густой позолоты, то я по своей работе в лучшем виде могу с вами канканировать». Это он-то, со мной!

— Конкурировать, папенька, а не канканировать, — заметил отцу старший сын, гимназист.

— Ну, все равно. Нет, какова дерзость-то!

— Мастеровые, папенька, христосоваться пришли и вот эдакое большое яйцо принесли! — доложил прибежавший из кухни маленький сынишка.

— Ну, скажите на милость, уж и мастеровые от заутрени пришли, а мальчишки все еще шляются! — возгласил хозяин.

— Из второго сорта яиц с мастеровыми-то христосоваться? — спросила жена.

— Конечно, из второго. Баловать не следует. Нетто они понимают? Им было бы яйцо.

— Я не стану с мастеровыми христосоваться! Ну, что даром губы трепать. Я уйду, — сказала старшая дочь.

— Марья, останься! В такие дни гордыню нужно отбросить. Наконец, при чем тут губы? Ты можешь их стиснуть, подставлять мастеровым одни щеки. Авось насквозь не процелуют.