— Что же, голубушка, про нее сказано-то, расскажите…
— Ведьмой названа.
— Чудесно! Чудесно! Вот за эту штуку, кажется, расцеловала бы этого писаку! Ведь вы не знаете, что это за дрянь такая! Наклонитесь-ка, что я вам про нее и про их кучера расскажу…
Начинается шепот. Дама передает другой даме. Все качают головами.
— Неужели? — раздаются сдержанные возгласы.
— С места не сойти, родная! — подтверждает рассказчица.
Вдруг в столовой раздается крик; «Батюшки! Что это я хватил! Ах ты, господи! Жжет! Жжет!» Все бросаются на крик. Мужчины тоже встают из-за карт.
— Что такое? В чем дело? — слышны со всех сторон вопросы.
— Ничего, ничего! Это так, — успокаивает хозяйка. — Наш молодец Иван прокрался в столовую, схватил с окна бутылку да и ну пить из горла. Думал водка, а в бутылке-то был керосин.
— Так что же, дайте ему скорей молока.
— Не беспокойтесь, пройдет! Это с ним уже не первый раз.
Делается легкая суматоха. [2] Впервые — «Петербургская газета», 1876, № 77; подзаголовок «Сцены»; подпись: Лкн. Печатается по тексту сб. «Шуты гороховые».
Первый день Нового года. Купеческий дом. Пахнет жареным, лампадками, выхухолью. Полы вымыты и начищены воском так, что в них хоть смотрись. В прихожей раздаются звонки за звонками. В залу являются гости с поздравительными визитами. Визиты принимает «сам», «сама» и их дочь-невеста. Сам в медалях, с расчесанной бородой и с головой до того жирно уснащенной помадой, что с нее даже капает, гордо сидит около стола с закуской и поглаживает объемистое чрево, поверх которого покоится золотая массивная цепь от часов. Лицо его сияет: он слегка выпивши и то и дело спрашивает свою супругу:
— А что, Аграфена Спиридоновна, кто теперь может заметить, что мы из мужиков, лаптем щи хлебающих?
— Ну, вот! Стоит об своем мужицком звании вспоминать, коли ежели вы себя давно уж отполировали и к вам военные офицеры с поздравлением ездят, — отвечает супруга.
— То-то! Вот и Глашу за полковника выдадим замуж. Меньше чином, хоть разорвись ты, так за того не отдам. Теперь вот медалями изукрашен, а на будущий год, бог даст, и Станислава првесят, а там и мундир приютский благоприобрету. Глаша, сколько у нас сегодня перебывало народу с новогодним челобитьем? — обращается отец к дочери.
— Сорок две души, папенька, — отвечает дочка. — Я на подоконнике карандашом отмечаю.
— А разные, которые облагодетельствованные мною, в каком численном курсе у нас перебывали?
— Две вдовы по рублю получили, шесть ундеров — по полтине, да окромя того четыре сироты — по два целковых.
— Молодец дочка! Вся в меня. Крестники и все мною призираемые кумовья являлись на поклон?
— Были давеча утром, но так как вы сами были с визитами у генералов, то они обещались после зайти.
— А парильщики из бани, трубочисты, сторожа и прочая сволочь являлись за получением следуемого им за поздравление вознаграждения?
Его перебивает супруга.
— Да полно тебе, Артамон Иваныч, куражиться-то! Ну, что ты к девушке пристаешь? — говорит она.
— Соблюдение порядка для меня первое дело. Коли ежели нет у меня секретаря, то пусть дщерь наша единоутробная докладывает. Впрочем, к пасхе будет у нас и секретарь. Найму какого-нибудь пропойного подешевле.
В прихожей звонок. Входит гость в порыжелом сюртуке и тащит за собой за руки семи-восьмилетнего мальчика в розовой ситцевой рубашке. Гость отыскивает в углу образ, крестится на него и, обращаясь к хозяевам, говорит:
— С новым годом, Артамон Иваныч! С новым годом, Аграфена Спиридоновна! С новым годом, Глафира Артамоновна! Желаю вам счастия и всех благ, больших и маленьких!
— А! Купоросов! Живая душа на костылях! И с сыном! Вот, братец, не обанкроться ты три года назад, вышла бы у тебя новая фирма: Купоросов и сын. А теперь уже нельзя для несостоятельного, потому за эту музыку сейчас за хвост да палкой. Будет у тебя конура твоей собственности с тремя банками ваксы продажной, так и ту кредиторы отымут. Ну, желаю тебе всех блох больших и маленьких! Благ тебе желать нечего.
— Шутить изволите, Артамон Иваныч! Шутники вы, право! — говорит гость и щелкает сынишку в загривок. — Ну, ну! Начинай же!
На глазах ребенка слезы. Нижняя губа у него трясется. Отец отходит в сторону и показывает ему кулак. Тот, дрожа всем телом, начинает читать заученные стихи:
С новым годом поздравляю,
Счастья-радости желаю,
Крестный папа дорогой.
И чтоб ваш счастливый век,
Как прекрасная комета,
Лучезарно бы истек.
Многи лета! Многи лета!
Читать дальше