Николай Лейкин - В гостях у турок

Брюнетъ слушалъ Глафиру Семеновну, кивалъ ей даже въ знакъ своего согласія, но изъ рѣчи ея ничего не понялъ.

— На Везувій въ Неаполѣ взбирались мы. Ужъ какія рожи насъ тогда окружали — и все-таки не было такъ страшно, какъ здѣсь! Вѣдь оттого-то я къ вамъ и бросилась спасаться, когда мы въ тунель въѣхали, продолжала Глафира Семеновна. — Мой мужъ хорошій человѣкъ, но въ рѣшительную минуту онъ трусъ и теряется. Вотъ потому-то я къ вамъ подъ защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?

Брюнетъ опять кивнулъ, и хотя все-таки ничего не понялъ, но думая, что рѣчь идетъ все еще о томъ, когда поѣздъ прибудетъ въ Бѣлградъ, заговорилъ:

— Теперь будетъ статіонъ Карловцы и Фрушка гора на Дунай-рѣка… А дальше статіонъ градъ Индія и градъ Земунъ — Землинъ по-русски.

— Всего три станціи? Какъ скоро! удивилась Глафира Семеновна.

— Въ Землинъ будетъ нѣмецка митница [1] Митница — таможня. , а въ Београдъ — србска митница. Пассъ есть у господина? Спросятъ пассъ, — отнесся брюнетъ къ Николаю Ивановичу.

— Вы на счетъ паспорта? Есть, есть… Какъ-же быть русскому безъ паспорта? Насъ и изъ Россіи не выпустили-бы, — отвѣчала за мужа Глафира Семеновна.

Брюнетъ продолжалъ разсказывать:

— Земунъ — семо, потомъ Дунай рѣка и мостъ, овамо — Београдъ србски… Опять паспортъ.

— Стало быть и у васъ насчетъ паспортовъ-то туго? — подмигнулъ Николай Ивановичъ.

— Есть. Мы свободне держава, но у насъ вездѣ паспортъ.

Разговаривая съ брюнетомъ, супруги и не замѣтили, что ужъ давно стемнѣло и въ вагонѣ горѣлъ огонь. Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Было ужъ девять. Брюнетъ предложилъ ему папиросу и сказалъ:

— Србски табакъ. На Србія добръ табакъ.

— А вотъ петербургскую папироску не хотите-ли? — предложилъ ему въ свою очередь Николай Ивановичъ. — Вотъ и сама мастерица тутъ сидитъ. Она сама мнѣ папиросы дѣлаетъ, — кивнулъ онъ на жену.

Оба взяли другъ у друга папиросы, закурили и разстались. Брюнетъ ушелъ въ свой купэ, а супруги стали ждать станціи Карловицъ.

— Карловцы! — возгласилъ кондукторъ, проходя по вагону.

Послѣ станціи Карловицъ Глафира Семеновна стала связывать свои пожитки: подушки, пледы, книги, коробки съ закусками. Ей помогалъ Николай Ивановичъ.

— Скоро ужъ теперь, скоро пріѣдемъ въ Бѣлградъ, — радостно говорила она.

Подъѣзжали съ станціи Землинъ — австрійскому городу съ кореннымъ славянскимъ населеніемъ, находящемуся на сербской границѣ. Вдали виднѣлись городскіе огни, въ трехъ-четырехъ мѣстахъ блестѣлъ голубовато-бѣлый свѣтъ электричества.

Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна стояли у окна и смотрѣли на огни.

— Смотри-ка огни-то какъ разбросаны, сказала она. — Должно быть, большой городъ.

— Да. Это ужъ послѣдній австрійскій городъ. Послѣ него сейчасъ и Бѣлградъ, славянское царство. Прощай нѣмчура! Прощай Гуніади Янусы? проговорилъ онъ.

— Какъ Гуніади Янусы? быстро спросила Глафира Семеновна.

— Да вѣдь это венгерская вода, изъ Венгріи она съ намъ въ Россію идетъ. Ну, я венгерцевъ Гуніади Янусами и называю.

— Да что ты! То-то она мнѣ такъ и противна бываетъ, Когда случается ее принимать. Скажи на милость, я и не знала, что эта вода изъ цыганской земли идетъ! По Сенькѣ шапка. Что люди, то и вода… На черномазаго человѣка взглянешь, такъ въ дрожь кидаетъ, и на воду ихнюю, такъ тоже самое. И неужели они эту воду Гуніади такъ просто пьютъ, какъ обыкновенную воду?

Николай Ивановичъ замялся, не зналъ, что отвѣчать, и брякнулъ:

— Жрутъ.

— Да вѣдь это нездорово, ежели безъ нужды.

— Привыкли, подлецы.

— Ужасъ, что такое! произнесла Глафира Семеновна, содрогаясь плечами, и прибавила: — Ну, отнынѣ я этихъ венгерскихъ черномазыхъ цыганъ такъ и буду называть Гуніадями.

Убавляя ходъ, поѣздъ остановился на станціи. Въ купэ вагона заглянулъ полицейскій въ австрійской кэпи и съ тараканьими усами и потребовалъ паспорты. Николай Ивановичъ подалъ ему паспортъ. Полицейскій вооружился пенснэ, долго расзматривалъ паспортъ, посмотрѣлъ почему-то бумагу его на свѣтъ, вынулъ записную книжку изъ кармана, записалъ что-то и, возвращая паспортъ, спросилъ улыбаясь:

— Студено на Петербургъ?

— Ахъ, вы славянинъ? Говорите по русски? оживился Николай Ивановичъ, но полицейскій махнулъ ему рукой, сказалъ: «съ Богомъ»! — и торопливо направился съ слѣдующему купэ въ вагонѣ.

— Все славяне! Вездѣ теперь братья-славяне будутъ! торжествующе сказалъ Николай Ивановичъ и спросилъ жену:- Рада ты, что мы вступаемъ въ славянское царство?