Н. А. Лейкинъ
ПИТЕРСКІЙ ГОСТЬ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ
ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ
Село Подлѣсное въ большомъ переполохѣ. Къ крестьянину Ивану Захарову пріѣхалъ въ гости изъ Петербурга его двоюродный братъ купецъ Харлюзинъ, когда-то тоже крестьянинъ села Подлѣснаго, но лѣтъ двадцать пять уже не бывавшій въ немъ. Харлюзинъ привезъ и жену свою, дабы показать ей то мѣсто, гдѣ онъ родился и провелъ свое дѣтство. Харлюзинъ пріѣхалъ только вчера вечеромъ и произвелъ такой переполохъ среди крестьянъ, что большинство изъ нихъ наутро и на работы не пошло. Вотъ стоятъ они около избы Ивана Захарова и ждутъ, чтобы увидѣть Харлюзина и его жену, но гости еще не просыпались. Въ толпѣ мужики и бабы. Есть древнія старухи.
Все это считаетъ себя родственниками Харлюзину и пришло съ надеждой на срывку подарка или по крайней мѣрѣ угощенія. Нѣкоторые то и дѣло забѣгаютъ на дворъ, возвращаются и сообщаютъ:
— Спитъ еще. Не вставалъ. Вишь, какой! По-питерски…
— Да вѣдь богатѣйшіе-то купцы все такъ. Люди къ обѣдни — а они только еще глаза протираютъ. Бывалъ я въ Питерѣ-то… знаю… поясняетъ кудластый мужикъ въ разорванномъ картузѣ.
— А очень развѣ богатъ? задаетъ вопросъ босоногая баба въ ситцевомъ платкѣ.
— Страсть. Одинъ домъ тысячевъ тридцать стоитъ. Каменный. Самиха у него и по буднямъ кромѣ какъ въ матерчатыхъ платьяхъ не щеголяетъ. Вотъ ты и смотри на него… А когда-то вотъ тутъ, у насъ, въ деревнѣ родился, босоногій по лужамъ прыгалъ да баловался. За волосья я его таскивалъ. Сколько разъ таскивалъ. Родня вѣдь тоже… Надо было поучить.
— Съ которой стороны онъ тебѣ родня-то?
— А въ сватовствѣ. Отецъ его въ сватовствѣ намъ приходился, ну и онъ стало-быть…
— Ну, намъ ближе… Намъ какъ возможно… Намъ онъ по Ивану Захарычу ежели, то совсѣмъ близкая родня, говоритъ баба. — За Иваномъ-то Захаровымъ вѣдь моя племянница выдана, а Харлюзинъ-то Иванъ Тимофѣичъ двоюродный братанъ Ивану Захарову.
— Такъ гдѣ жъ тутъ ближе! Это седьмая вода на киселѣ… возражаетъ плѣшивый мужикъ безъ шапки. — Вотъ намъ онъ родня, такъ родня.
— А вамъ онъ какъ же?..
— Да мать евонная изъ дома моего дяди взята была — во какая родня. Дядина она дочка, а мнѣ, стало быть, сестра двоюродная.
— Такъ, стало быть, ты ему дядя?
— Дядя и есть. Самый близкій дядя. Когда матка евонная замужъ-то выходила, я какъ помню! Помню чудесно…
Со двора выбѣгаетъ рябой мужиченко съ клинистой бородкой.
— Всталъ. У рукомойника умывается, сообщаетъ онъ. — Дочка Ивана Захарыча самоваръ около крыльца ставитъ. Сейчасъ будутъ чай пить. Я подошелъ къ нему: «съ пріѣздомъ, говорю, Иванъ Тимофѣичъ, дай вамъ Богъ въ радости»… Глядитъ и не узналъ. «Не узнаешь?» говорю. «Не узнаю». «Въ сватовстѣ, говорю, приходимся. Пантелей Михайловъ я». «Гдѣ, говоритъ, узнать, коли по четырнадцатому году изъ деревни я уѣхалъ». Чай будутъ пить на задахъ, на огородѣ, Иванъ Захаровъ и столъ туда понесъ.
— На огородѣ? Такъ надо туда итти.
Вся толпа перекочевываетъ на зады и останавливается у огороднаго плетня. Трое ребятишекъ залѣзаютъ на дерево.
На огородъ между тѣмъ вынесли столъ, покрыли его холстиной. Жена и дочь Ивана Захарова разставляли на столѣ чашки.
— Алена Митревна! Подь-ка сюда. Разскажи, чѣмъ онъ тебѣ поклонился, манитъ какая-то баба жену Ивана Захарова.
— Послѣ, Устиновна, послѣ все покажу. Некогда теперь.
— Ты только крикни мнѣ: шелковымъ товаромъ или такъ чѣмъ?
— Шелковымъ, шелковымъ.
— А дочкѣ-то твоей?
— Потомъ. Надо еще за молокомъ бѣжать.
Хозяйка скрывается. Дочь, перегибаясь корпусомъ назадъ, тащитъ на столъ большой кипящій самоваръ. Появляется большая дворовая собака и начинаетъ обнюхивать ножки стола.
— И Шарикъ-то радъ. И ему пожива будетъ. Хлѣбцемъ купецъ покормитъ, замѣчаетъ кто-то.
На огородѣ показывается Харлюзинъ. Онъ въ шелковомъ халатѣ на распашку и поглаживаетъ объемистое чрево. Сзади его, переваливаясь съ ноги на ногу, идетъ жена его, полная дама въ ситцевой блузѣ. Ситецъ не уклоняется отъ наблюденія бабъ.
— А говорили, въ шелкахъ вся! Брислетки на рукахъ! бормочутъ онѣ. — Гдѣ же тутъ шелки-то? Такъ себѣ ситчикъ простенькій, стиранный.
Мужики снимаютъ шапки и кричатъ изъ-за плетня:
— Здравствуй, Иванъ Тимофѣичъ! Съ благополучнымъ пріѣздомъ! Дай Богъ тебѣ въ радости на родинѣ… И хозяюшкѣ твоей почтеніе… И ей дай Богъ… Не знаемъ только, какъ величать-то ее у тебя.
Читать дальше