Анастасия Вербицкая - Иго любви

— Браво! Браво! — заревел Воскресенский.

Через полчаса они сидели в шумном ресторане с бокалами шампанского в руках. Лучинин мечтательно прищурился на золотое вино и встал:

— Мы пили сейчас за здоровье Веры Александровны. Я предлагаю другой тост. Выпьем за будущее маленькой женщины! Господа, час тому назад новый человек пришел в мир. И почем знать, что несет он всем нам? Быть может, новый талант, унаследованный от Надежды Васильевны… Быть может, красоту своей матери… Ведь и красота — редкий дар, который во все века вызывал поклонение и страсти, в честь которой эллины строили храмы и слагали песни. Ждет ли ее безвестная доля семьянинки или слава избранницы? Но и для нее когда-нибудь зажгутся зловещие огни заката. И для нее наступит роковой час, когда, очутившись на вершине жизни, прежде чем начать свой спуск в долину, повитую сумерками забвения, человек в последний раз оглядывается назад, на пройденный им путь и спрашивает себя: «Все ли я сделал? Все ли я сказал? Все ли взял от жизни?..» Это страшный час итога. У многих ли из нас хватит мужества встретить свой закат с гордо поднятой головой?.. Но мы, господа, не умеем стариться. Мы взяли себе привилегию не казаться смешными, влюбляясь в пятьдесят лет и женясь в шестьдесят. Мы строим жизнь. Нам некогда любить. И потому нам все дозволено. С седой головой каждый из нас считает себя Мазепой. А женщина — идеалистка. Женщина действительно любит даже седины наши, прощает нам отсутствие красоты и юности. Мы не прощаем ей ничего… Для каждой женщины закат — конец всему. Мы еще можем надеяться, что спуск в долину, где ждет нас старость, нам облегчит верная рука юной идеалистки. Но женщина обречена совершить этот последний путь в одиночестве, всегда, всегда! За перевалом она оставляет лучшее, что украшало ее жизнь, — нашу любовь, нашу страсть… Вот почему маленькой женщине, рожденной в мир, я пожелаю прежде всего не повторять роковых ошибок пушкинской Татьяны и Лизы из Дворянского гнезда . Пусть эти скорбные тени отказавшихся от счастья во имя сурового долга не потревожат сна будущей женщины! Я желаю ей не угасить ни одного порыва, не отказаться ни от одной мечты, упиться всеми радостями. Пусть любовь ее будет светлой и ликующей, как это вино, — без драм, без проклятий!.. Я желаю ей весенних зорь, знойного лета, мирных сумерек и молчаливой ночи без мятежных снов, без недопетых песен, без жгучих слез о невозвратном! Пусть не зажгутся на ее небе зловещие огни заката! Пусть запоздалая страсть, неразделенная страсть не загорится в ее примиренной душе! Чокнемся, господа, за радостную женщину будущего!

Воскресенский залпом выпил бокал, но тотчас взъерошил волосы, дернул себя за бороду, выкатил на Лучинина глаза и сказал:

— Возмутительно!

— Что возмутительно?

— Да вот эта ваша схема счастья новой женщины. В чем разница между новой и старой?.. Н-ну?

— Я уже сказал: пушкинская Татьяна и Лиза в Дворянском гнезде отреклись от счастья во имя долга. Пусть новая поставит счастье выше долга, и тогда она завоюет жизнь!

— А если счастье все-таки уйдет? Если он изменит? Опять крах? Опять гибель? Э, нет, сударь мой!.. Вы тянете женщину назад, в то же болото, только другой дорогой. Вы опять бросаете личность, дух, высокие цели и стремления под ноги инстинкту… Вы опять хотите запереть женщину в золотую клетку счастья, когда жизнь зовет ее тысячами голосов?

— А что же предлагаете вы? — брезгливо усмехнулся Лучинин.

Воскресенский стукнул кулаком по столу, и посуда задребезжала.

— Долой любовь! Долой иллюзии! Довольно жертв Молоху! Женщина гибла и задыхалась в семье, в любви, под гнетом страсти, под гнетом долга… Все долой! Новая жизнь несет и новые задачи, и новые возможности. Не только освобождения крестьян ждет Россия… Освобождение женщины — вот наш лозунг! Из тесного дома, где она задыхалась, мы распахнули ей дверь… к воле, к свету… Сколько дорог раскинулось перед нею! Пусть выбирает любую! Наука, искусство, творчество, труд… Только мимо вашего стоячего болота счастья! Только дальше от него! Вперед!.. В пеструю, бурную и грозную жизнь!

Балдин, лукаво щурившийся на Воскресенского, подмигнул Лучинину.

— И вы полагаете, что ваша новая женщина обойдется без любви? Ха! Ха!.. Что новая, что старая — один черт…

— Па-азвольте… Вы хотите изгнать из жизни красоту?

— Пошлость! Пошлость! Пошлость! Эта красота — цепи, рабство, иго!.. Что такое любовь? Инстинкт… Дайте ему дорогу! Не заглушайте его здорового голоса. Но не венчайте инстинкт розами и лаврами. Не курите перед ним фимиама! Любить свойственно человеку, как пить, есть, спать… И только! И только!