Борис Зайцев - Земная печаль

Другой благословенный уголок деревенского счастья, немудреного, скромного и в то же время щедрого в силу дара доброжелательства и гармонии, которым наделена душа главного героя, запечатлен в рассказе «Полковник Розов». Как и в «Мифе», здесь все повествование выдержано в идиллических тонах: изба, которую снимает бобыль, капитан в отставке, известный окружающим по имени «полковник Розов», садик с беседкой, огород с молодыми редисками, чай со сливками, охота на тетеревов без единого выстрела — все это окружено просвечивающимся на солнце березнячком, замкнуто в отрадную для глаза живописную раму с пухлыми облачками, блестящей речкою, бесшабашными детьми и собаками, с человеческим божеством в центре этого замкнутого круга — самим полковником Розовым. Рассказчик — молодой друг полковника — захвачен очарованием зеленых полей, бесконечного небесного купола, веселого шума ветра, блеска далеких звезд. Небогатый приют полковника он ощущает как завершенное космическое бытие: «Даже странно подумать: от нас, от убогой избенки полковника, этих бедных редисок… вверх идет бездонное; точно некто тихий и великий стоит над нами, наполняя все собой и повелевая ходом дальних звезд» (с. 68).

Быт и повседневность, любовь, рождение, жизнь, смерть, душа человека, явления одушевленной природы объясняются Зайцевым в понятиях Космоса и воспринимаются им как его проявления. Точно так же оказываются истолкованными в его творчестве все явления социальной жизни. В виде двух черных потоков космических сил показаны горячая волна колонны революционеров — рабочих и студентов — и движущаяся ей навстречу орда скифских зверей, черносотенной сыти: одна очищает жизнь от мути и боли, другая — топит жизнь в стонах, боли, муке («Черные ветры»). Рев ветров, гудение колоколов, полыхание зарев — не фон, не аккомпанемент, а равнодействующие силы социального Хаоса (контрреволюции) и социального Космоса (революции).

В образах космических стихий описана революция и в рассказе «Завтра!». О первом дне первой российской революции говорится как о первом дне рождения Космоса из хаоса бытия. Волны ночных эмоций, могучий шторм рождающейся новой власти, запах бунтовского ветра, огненный вихрь криков, рукоплесканий, воль — в таких формах и понятиях воспринял герой рассказа Миша начало революции: это начало вселенского События, когда воскресает Мировая душа, пробуждается Великий дух. Молитвенно обращается к ним Миша: «Что бы ни было завтра, я приветствую тебя, Завтра!» (с. 61). «Черные ветры» и «Завтра!» в литературе русской занимают место между повестью Л. Андреева «Так было» (1905) и поэмой А. Блока «Двенадцать» (1918): три русских художника изобразили революцию как событие исторической космогонии.

Первой крупной вещью Зайцева, болью и благодарностью отозвавшейся в сердцах читателей, была «Аграфена» (1908). Спустя пять лет Бунин создал рассказ «Чаша жизни». Их темы совпадают, трактовка — нет. Главный герой Бунина — потерянное время, ситуация, при которой жизнь оказывается прожитой, а ее драгоценная влага пролита понапрасну. Аграфена сполна испила чашу своей жизни: у нее были тихие восторги полудетской любви, женская огнепалимая мука отверженной, переживания рождения дочери и материнства, страх смерти, скорбь разлуки, печаль быстротекущего времени. Жизнь Аграфены уподоблена Зайцевым течению безбрежной реки, не знающей в своем безмерном ходе «ни границ, ни времен, ни жалости, ни любви; ни даже, как казалось иногда, и вообще какого‑нибудь смысла» (с. 100). Свою жизнь эта простая женщина под конец осознает как житие великомученицы; оно приготовило ее душу к последнему очищению, к слиянию с душой мира. Повесть Зайцева глубоко религиозна; религия его, как всегда, космогонична.

«Аграфена» была пиком и завершением большого периода творчества Зайцева 1900–х годов, в центре которого стоял человек, понятый в своем природно–космическом естестве. Она же послужила мостом к последующему творческому пути писателя. Космизм не уходит из произведений Зайцева: он продолжает быть основой, подпочвой его миропонимания. Однако все три последующие книги — «Сны», «Усадьба Ланиных», «Земная печаль» — переключают внимание читателя на современников, живущих болями сегодняшнего дня. Переходом к нему было лирическое обращение к отчизне в повести «Аграфена»: «О, ты, родина! О, широкие твои сени — придорожные березы, синеющие дали верст, ласковый и утолительный привет безбрежных нив! Ты, безмерная, к тебе припадает усталый и загнанный, и своих бедных сынов, бездомных Антонов–Странников ты берешь на мощную грудь, обнимаешь руками многоверстными, поишь извечной силой. Прими благословения на вечные времена, хвала тебе, Великая Мать» (с. 96).