"Может, сегодня воскресенье? Так вчера... Да нет, кой черт воскресенье? Вчера же пили с французами! Значит, четверг... Вчера четверг, а сегодня пятница, значит!"
-- Соловьев! -- Игорь Юрьевич, топая босыми ногами, грузно спустился со второго этажа, заглянул в огромную, но совершенно пустую кухню, ругнулся и вышел на порог дома.
Окружающий лес встретил его больную с похмелья голову весенним звоном и запахом цветов, что вызвало в Лаврентьеве чувство отвращения к самому себе -- пропитому и с отвратительным запахом во рту. Он дыхнул на весну перегаром и еще раз оглядел небольшой парк, разбитый вокруг дома. Кроме разрывающегося на части соловья, заменяющего присутствие провалившегося в преисподнюю Соловьева, никакой живности он не заметил.
Снова ругнувшись, он вернулся в дом и схватил телефон, начав лихорадочно тыкать в него пальцами. Однако вместо набора номера в трубке раздался голос, распевающий знакомую с детства песню:
Вихри враждебные веют над нами,
Темные си-илы нас зло-обно гнетут.
"Проклятье! Что за идиотизм?" -- отшвырнул он от себя телефон, будто это была змея, в результате чего была нажата кнопка селектора, и голос уже на всю гостиную продолжал выводить:
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще су-удьбы бессмертные жду-ут!
Но мы поднимем...
Игорь Юрьевич догнал брошенный на пол телефон и закрыл ему глотку, вырвав шнур из розетки. Но телефон и не думал молчать. Песня прервалась, и голос, теперь уже похожий на голос Левитана, заявил:
-- Передаем правительственное сообщение! Работают все радиостанции Советского Союза!
"Какого Советского Союза?" -- застонал Лаврентьев и в изнеможении сел на стул.
-- Сегодня, тридцать первого июня...
"Какого июня? -- Лаврентьев был бесконечно возмущен, -- нет, и не может быть никакого такого тридцать первого июня. Впрочем... фильм, книга. Так это розыгрыш!". Игорь Юрьевич с облегчением рассмеялся и стал слушать диктора уже в приподнятом настроении.
-- ...за два года до Всемирного Потопа чеченские террористы захватили Первого Заместителя Председателя Совета Министров Советского Союза Лаврентьева Игоря Юрьевича. Политбюро ЦК КПСС, Верховный Совет СССР и Совет Министров СССР предъявили ультиматум Республике Ичкерия. В ультиматуме говорится...
В этот момент в трубке что-то зашуршало и голос Высоцкого запел:
Лукоморья больше нет,
От дубов простыл и след,
Дуб годится на паркет,
Так ведь нет.
Выходили из избы
Здоровенные жлобы,
Порубили те дубы
На гробы.
Ты уймись, уймись, тоска,
У меня в груди.
Это только присказка -
Сказка впереди-и.
Осторожно поднявшись, убрав с лица умиротворенную улыбочку, Игорь Юрьевич взял телефон и, нежно держа его на безопасном расстоянии, вышел за порог дома, откуда со злостью швырнул адскую машину подальше, за забор. Закрыв за собой входную дверь и прислушиваясь к затихающим звукам, доносящимся из леса, он с облегчением вздохнул и направился в ванную комнату.
Сняв последнюю одежду, которой и было-то всего ничего, он залез под душ и стоял так несколько минут, стараясь прийи в себя. Охлажденный мозг Игоря Юрьевича скрупулезно вычислял тех, кто мог разыграть с ним подобную шутку. Да разве это шутка?
"Отрезать меня -- Вице-премьера -- от связи с внешним миром, какие уж тут шутки?" Нет, оставалась, конечно, еще правительственная связь и мобильный телефон, но использовать их Игорь Юрьевич решил позже.
Он намылил голову, и в этот момент раздался звонок, который заставил бы даже памятник сойти с постамента и трусцой поспешить к телефону. Это была та самая спецсвязь с Президентом. Чертыхаясь по дороге в спальню, где стоял этот немаловажный в жизни Игоря Юрьевича аппарат, Вице-премьер пытался стереть с лица мыло, бесцеремонно ползущее в глаза. Правда, от этого оно залезало туда еще больше.
Добравшись до телефона, Лаврентьев выдохнул скопившееся нервное напряжение, кхекнул и достойным голосом произнес в телефон:
-- Слушаю, Николай Борисович.
-- Где тебя черти носят, дорогой мой? -- прозвучал раздраженный голос Президента.
-- Так французы только сейчас уехали, Николай Борисович, -- отчаянно соврал Игорь Юрьевич.
-- Ты что, не знаешь, что Валютный Фонд тебя ждет? Мы эту встречу готовили полгода, а ты мне про французов, мать твою итить! Где материалы?
-- Так в столе у меня, Николай Борисович.
-- На работе можешь не появляться больше. А в качестве наказания отправляйся-ка ты в Легенду, за два года до Потопа.
Читать дальше