Дмитрий Савицкий - Passe Decompose, Futur Simple

Он вспомнил, что в шкафчике над плитой есть кунжутные галеты, посмотрел на часы в электроном окошке кофеварки и, расплескав, резко отодвинул чашку.

Досье Гаро, весьма тощее, страниц в пятнадцать, включая газетные вырезки, пылилось в конторе. Можно, конечно, заглянуть в Ларусс, в Британику, в "Кто Кого", в "Who's Who", но нужно было бриться да к тому же все рубахи были не глажены.

Когда же она разродится, эта смуглая дочь юга, застенчивая и усатая, как молодой Лермонтов?

Думая об усах Моны Лизы, он наскоро соскреб двухдневную щетину и, довольный тем, что не порезался, и что нашел глаженую рубаху, ловко удушился галстуком. К Ванде не заявишься в летнем до пупа декольте. Распихав по карманам мелочь и документы, подняв с пола пачку сигарет, закурив, он подошел к окну.

Город лежал в заоконной пропасти, обваренный августом, собираясь закипеть. Все тот же работяга в линялом синем комбинезоне на голое тело, сидя на покатой крыше старого аббатства, еще недавно бывшего складом окороков, а теперь - Храмом Книги - ковырял, пускающей зайчики стамеской, чешую кровли. Над контрфорсами собора, над черной средневековой башней, над шпилем и громоотводом, плыл рекламный дирижабль. ФНАК. FNAC your mother.

Бросив взгляд на автоответчик - включен - он взял с полки ключи, подумал о том, что стоило бы закрыть окна на случай грозы, но припомнил ночную духоту и передумал.

Уже в дверях - зевнул и, прислонившись к дверному косяку, затряс головою. Кому это все нужно? Бред. Завалиться спать. Отключить телефон. Заткнуть уши. Включить вентилятор. Устроить ночь.

Время теряет тот, кто не живет во снах...

Он опять зевнул, низкое давление, шестьдесят на девяносто, поправил платок в нагрудном кармане и, пропуская себя вперед, извиняясь, шагнул в открытую дверь.

Клоун. Паяц. Vieux con....

Под солнечным душем - люк чердачного окна был открыт - сидела чистенькая соседская киса и умывалась. Он почистил туфли о лестничный ковер, вспомнил ночной мост через Сену, бурые воронки воды, голую Жюли на корточках перед рубиновыми огнями стерео и, почесав за подставленным ухом не следишь за весом, мурлыка - помчался вниз.

В почтовом ящике среди рекламного мусора - Стригу на дому взрослых, детей и собак! Вы подозреваете, что ваш(а) супруг(а) вам изменяет? Наши детективы узнают - с кем и как! Лучшие надгробные плиты Иль-де-Франс! Придавит, не шевельнешься! Вечный покой гарантирован! Меня зовут Коллет - я делаю минет... - лежало письмо-предупреждение о неуплате за телефон.

"В случае неуплаты до даты, указанной ниже, вы будете расстреляны по месту жительства агентами Телекома. Будьте добры, не забудьте предварительно расписаться в ведомости..."

Вот здесь! "Прочел и умер". Подождите, эта ручка не пишет... Спасибо...

Он швырнул конверт назад в почтовый ящик и зло пнул ржавый скелет безколесого мотопеда, ржавой же цепью прикованного к трубе.

Жизнь это место, где жить нельзя!

* *

Тяжелая высокая дверь подворотни медленно открылась, впуская шум пятящейся пожарной машины, синие клубы выхлопного газа, мелькающие цветные призраки прохожих.

Августовский полдень втянул его, бесшумно всосал в свое горячее нутро и выплюнул на другом конце города, все еще свежего, но с мокрым пахом и подмышками, возле стенной ниши с надраенным бронзовым щитком и зашифрованным списком жильцов.

Madame N. G. de L.

Господин RRR.

Mlle Z.

A.U., T.E., Y & A. R.

Он нажал на W. S. Дверь послушно зажужжала.

* *

В мраморном аквариуме подъезда горбатый фавн с электрическим факелом над головой по локоть запустил руку в недра разметавшейся нимфы. Борис поправил галстук у двойника в зеркале, за спиной его, мягко вспыхнув огнями, бесшумно приземлился лифт. Пахло дорогой сигарой. На последнем этаже у единственной двери он ткнул пальцем в выпуклый, с черным зрачком, глаз звонка и только тут вспомнил, что забыл купить цветы.

Очередная Зося или Крыся - Ванда импортировала пухлых польских блондинок, вовсе не для лепки клецок - открыла дверь. Ловко закрыв за ним, служанка, стуча лакированными копытцами, виляя крепким задом и тесемками белого фартучка, пошла впереди к дверям гостиной.

Два силуэта темнели на фоне густо заросшего цветами окна. Тяжелые бархатные портьеры обрамляли их как в театре. На темном этом фоне сизая струйка дыма, дрожа, поднималась к потолку - истлевшая на треть гавана почивала в серебряной пепельнице на круглом столике. На стене среди добротной разномастной живописи висел великолепный поддельный Кандинский.