Натан Щаранский - Не убоюсь зла

-- Ведь смажут лоб зеленкой! -- говорит он.

-- Что это значит?

-- Ну, расстреляют.

-- А зачем зеленкой?

-- Чтоб заражения крови не было! -- он громко и долго смеется, до-вольный, что поймал меня на старую и мрачную тюремную "покупку". Но потом переходит на доверительный тон:

-- Я вот, кажется, ушел от расстрела. Теперь до десяти лет спустить бы, а там по половинке на химию выйду...

Но, пожалуй, я лучше расскажу его историю по порядку, так, как она выстроилась передо мной после его ежевечерних рассказов о своей жизни.

Раннее детство Фимы прошло в блокадном Ленинграде. Сначала -- голод военных лет, потом -- нужда послевоенных. Надо было зарабаты-вать. Достал он где-то подержанную машину, что тогда, в пятидесятые годы, было непросто. Работал на пару с проституткой: она забирала ка-кого-нибудь пассажира из порта или с вокзала "домой", тот оставлял ве-щи в машине, и Фима с ними исчезал. Потом он нашел работу посолиднее -- прямо около порта принимал от моряков, вернувшихся из даль-них стран, чемоданы с дефицитом и немедленно сбывал товар на черном рынке: галстуки-шнурки, дамские туфли на шпильках, нейлоновые ру-башки, плащи-"болоньи" -- все то, что в годы моей юности являлось предметом вожделения советских людей, прежде всего молодежи, и по-купалось с рук за бешеные деньги. В магазинах, конечно, этих шмоток никогда не было.

В начале шестидесятых Фима занялся более серьезной деятельно-стью. Он стал скупать в одной среднеазиатской республике через высо-копоставленного милицейского чина целебное мумие и сбывать его в Ленинграде. На этом в конце концов и попался. Просидел Фима в лаге-ре всего три года, освободился досрочно, переехал в Москву и... стал ра-ботать ревизором в торговой сети! "Деньги все любят", -- лаконично объяснил он мне такую загадочную метаморфозу.

На работе Шнейвас, по его словам, был "образцом добросовестного отношения к труду", сам не нарушал законов и строго следил за соблю-дением их другими. Зарабатывал он около ста пятидесяти рублей, но на-стоящий его доход очень быстро перевалил за миллион: в свободное от основной работы время Фима был валютчиком. Финансовые операции он проводил крайне редко -не чаще двух-трех раз в году, однако гото-вил их, судя по его рассказам, тщательно. У одного своего приятеля-американца, представителя какой-то коммерческой фирмы, Фима пол-учал доллары -- всякий раз не менее нескольких сот тысяч -- и тут же отвозил их скупщику, превращая в советские деньги. Таким образом, операция, готовившаяся несколько месяцев, продолжалась, как прави-ло, не более двух часов.

Шнейвас преуспевал лет десять, завел себе тайники, где держал деньги и приобретенные на рубли золотые николаевские монеты и дра-гоценности; жил он в достатке, но не роскошествовал: боялся привлечь к себе внимание. В конце концов был арестован один из скупщиков, имевших дело с Фимой, он и выдал Шнейваса; американец же успел уехать из СССР.

До этого места рассказы моего соседа были не только интересны сво-им сюжетом, но и эмоционально напряженны, полны таких достовер-ных жизненных деталей, что я не сомневался в его искренности, хотя и не исключал, что Фима дает волю своей фантазии. Однако, начиная с момента его ареста и следствия, они уже больше походили на дешевые детективные истории. Шнейвасу, по его словам, предъявили в КГБ фо-тографию, где он был запечатлен поднимающим в безлюдном месте на обочине загородного шоссе окурок сигареты. Предыстория якобы тако-ва: американец прилетает из-за границы в аэропорт, садится в остав-ленный на стоянке автомобиль и едет в город. Наш герой следует за ним в своей машине на некотором расстоянии. На пустынном участке шоссе американец гудит, предупреждая Фиму, и выбрасывает в окно бычок; Шнейвас останавливается и, убедившись, что никого рядом нет, выхо-дит из машины и подбирает его. В окурке -- записка с указанием места и условий очередной операции .

Или другой эпизод: КГБ демонстрирует Фиме запись его беседы с тем же американцем. Встреча, по словам Шнейваса, состоялась в "на-дежной квартире", говорили они в ванной, открыв краны, но "КГБ знает абсолютно все!" -- таково главное резюме его рассказов. Бороться с этой организацией, считает мой сосед, невозможно. Сам он несколько меся-цев сопротивлялся, пока не понял, что дело может кончиться расстре-лом.

-- У нас так: если прибыль перевалила за миллион и никаких особых заслуг перед следствием не имеешь, то расстреливают, -- пояснил он. -- А у меня больше миллиона.