Евгений Салиас - Свадебный бунт

— Ну, говори, — прибавилъ воевода, обращаясь къ персу. Персъ заболталъ что-то языкомъ, но, очевидно, по-своему, и, размахнувъ руками, сдѣлалъ выразительный жестъ, говорящій, что онъ самъ объяснить своего дѣла не можетъ. Стрѣльцы, свидѣтели всего происшествія, должны были замѣнить его.

Связанный по рукамъ молодецъ разинулъ было ротъ и хотѣлъ объясняться.

— Молчи, щенокъ, — произнесъ также добродушно воевода. — Знаю я, какъ ты распишешь. Коротко, красно, толково, вразумительно и пречудесно. Да только все то будетъ одно вранье.

— Помилуй меня, Тимоѳей Ивановичъ, на сей нонѣшній разъ. Вотъ тебѣ Христосъ и Божья Матерь, — началъ связанный по рукамъ.

Но воевода поднялъ и поднесъ свой толстый кулакъ прямо къ его лицу.

— Еще слово, убью, — произнесъ Ржевскій.

Но воевода произнесъ это такимъ голосомъ да и кулакъ свой приставилъ къ лицу связаннаго парня такимъ особеннымъ добродушнымъ образомъ, что и онъ самъ, и буянъ, и стрѣльцы, и вся публика усмѣхнулась. Всякому было давно я хорошо извѣстно, что гдѣ же это видано и слыхано, чтобы Тимоѳей Ивановичъ кого нибудь не только убилъ, а пальцемъ тронулъ.

— Говори ты, — обратился воевода къ старшему стрѣльцу.

Стрѣлецъ разсказалъ тоже коротко и дѣльно все, т. е. отчаянное побоище на базарѣ изъ-за самой пустой причины. Дѣло было такое, которое арестованный, по имени Лукьянъ Партановъ, дѣлывалъ почти по два раза въ недѣлю.

Партановъ былъ настолько извѣстенъ всему городу своимъ буйствомъ и всякаго рода шалостями, что когда виновникъ какого-нибудь буянства не былъ розысканъ, то прямо брались за Лукьяна или, какъ звали его, за Лучку Партанова, въ убѣжденіи, что онъ, конечно, неизвѣстный затѣйникъ всего. Партанова брали, засаживали въ холодную, пороли розгами, иногда очень сильно. Онъ, случалось, хворалъ, но отлеживался и, снова выпущенный на волю, производилъ новое буянство. Одно было удивительно, что Лучка никогда не попадался въ воровствѣ или убійствѣ. Но нашумѣть, набуянить, своимъ буянствомъ или простой шалостью хоть даже разорить человѣка, или же иной разъ исколотить до смерти въ дракѣ — на это Лучка былъ мастеръ.

Выслушавъ разсказъ о новомъ буянствѣ Лучки, хорошо знакомомъ воеводѣ, Ржевскій задумался и довольно долго молчалъ. Это было такъ не обычно, что виновный немножко пригорюнился. Ему стало страшно, ибо никогда такового не случалось. Бывало рѣшеніе всегда одно.

«Бери, веди въ холодную».

Или другое рѣшеніе:

«Дать ему четвертку розогъ!»

Ни холодной, ни розогъ Лучка не боялся, дѣло было самое обыкновенное, привычкое, а теперь, очевидно, воевода что-то надумать хочетъ.

Помолчавъ нѣсколько мгновеній, Ржевскій поднялъ голову, еле-еле медленно развелъ руками и произнесъ:

— Ну, Лучка, что же, братецъ ты мой! Вѣдь я тебя изъ города выгоню.

Партановъ тотчасъ же кинулся въ ноги.

— Ни-же-ни, и не проси. Этимъ, братецъ ты мой, меня не возьмешь, — заговорилъ воевода. — Если вашего брата, всякаго, кто валяется въ ногахъ, прощать, то это всю свою жизнь въ однихъ прощеньяхъ проведешь. А ты вотъ что, Лучка, — и воевода нагнулся немного надъ стоящимъ на колѣняхъ молодцемъ:- ты слушай. Сегодня тебя засадятъ въ холодную, просидишь ты тамъ у меня, покуда не выпущу, долго, да кромѣ того, велю я тебѣ дать двѣ четверти розогъ. Не стоитъ его одежда персидская этой полсотни, да дѣлать нечего. Тебя надо пробрать. Будь у тебя деньги ему заплатить, я бы сей приговоръ съ тебя снялъ.

— Есть, Тимоѳей Ивановичъ, есть! 65 алтынъ есть, всѣ отдамъ.

— Мало, братецъ ты мой!

— Ну, вотъ какъ, Тимоѳей Ивановичъ, будь отецъ родной. Четверку розогъ и 65 алтынъ перейду.

— Ладно, — согласился воевода:- изволь. Развязать его.

Малаго развязали, и онъ, довольно бойко поглядывая, слазилъ въ карманъ, досталъ цѣлую кучку мѣдныхъ и серебряныхъ денегъ и передалъ персу.

Персъ, повидимому, остался доволенъ, а самъ Лучка тоже былъ доволенъ, такъ какъ четвертка, пропорція въ двадцать пять розогъ, была для него вещь знакомая и простая, а полсотни заразъ нѣсколько смущали. По его расчету, за эти лишнія розги 65 алтынъ, доставшихся ему, вдобавокъ, даромъ, заплатить было можно. Отпуская Лучку, воевода, все-таки, прибавилъ и пригрозилъ вновь:

— Если ты еще три раза у меня въ чемъ попадешься, помни, я тебя изъ Астрахани выгоню. Живи, гдѣ хочешь, по разнымъ приписнымъ городамъ. Надоѣлъ ты мнѣ.

Затѣмъ еще съ полчаса продолжался допросъ, и въ числѣ прочихъ придвинулся къ воеводѣ и вновь прибывшій въ городъ молодецъ.